Было заметно даже невооруженным глазом, что ей совсем не хочется вспоминать подробности своего последнего путешествия по агропромовской трубе.
— Я была… без чувств.
Год назад Анка из клана наемников попала в переделку. Нарвалась на анархистов, называющих себя в Зоне «Матросы порядка». Их отличительная черта — морская символика и любовь к полосатым тельникам, так что даже телогрейки зимой они красят в синие и белые полосы.
Верховодит у «матрасов» вожак по кличке Стакан Портвейна, городской алкоголик, насмотревшийся в раннем детстве революционных фильмов, наслушавшийся Цоя и в один прекрасный день сбрендивший на всем этом комплексе идей по полной.
Наемников вообще в Зоне активно не любят, а у Портвейна имелся на них давний и больной зуб. Поэтому он решил поквитаться за двоих товарищей, перешедших когда-то дорожку одному из крестных отцов-сталкеров Зоны, просто поймав любого из наемников.
И вдоволь натешиться над ним, прежде чем сбросить связанным по рукам и ногам в ближайшую «жарку» или «зыбь». Это любимый вид казни у Портвейна, хотя он называет ее гораздо ученей и выспренней — «эксклюзивный метод политического террора, интегрированный в местную инфраструктуру».
Я вообще заметил, что если рядом с тобой кто-то излишне часто употребляет слова «инфраструктура», «интегрированный» или «эксклюзивный» — не лишним будет оглядеться, нет ли поблизости мощной жарки. Скорее всего, она уже для тебя давно и заботливо приготовлена.
А уж за одно словцо «население», столь любимое всеми без исключения чиновниками вплоть до самых верхов, я бы расстреливал без суда и следствия. Почему я их должен любить, когда они нас даже за людей не считают — мы для них, видите ли, только «население»! Тараканы с крысами, между прочим, тоже население, и их на планете Земля гораздо больше, чем людей.
Как Анка угодила в ловушку, она в своем рассказе умолчала. Я ее понимаю: кому охота выставлять на всеобщее обозрение свои проколы. Наемники — тоже люди, им иногда тоже свойственно влипать в истории.
Когда же она решила подороже продать свою жизнь, ее забросали светошумовыми гранатами. Сразу убивать загнанную в тупик девушку в планы анархистов не входило. Портвейн всегда питал слабость к лучшей половине рода человеческого.
Последним, что она запомнила перед тем, как отключиться, были зияюшие в речном обрыве два круглых отверстия и собственное горькое разочарование, что тело отказывалось ей подчиняться.
Очнулась девушка уже по ту сторону прохода. Жива, целехонька, хотя и сильно контужена. И стала обратно выбираться. Но теперь уже обходным путем, потому что позади ее ждала смерть.
— Кто же тебя вытащил? И как транспортировал через трубу?
— Нашлись, видать, добрые люди, — пробурчала наемница. — Двужильные.
По всему видать, разговор ей был неприятен и она хотела сменить тему. Но дело для Анки — превыше всего. Поэтому она не задумываясь привела нас к зловещим трубам, справедливо полагая их лучшим выходом со Свалки.
Мы с Гордеем поочередно хмыкнули, но промолчали.
И Анка стала делить три на два.
Получался остаток. Им девушка сочла Гордея, мы же с напарником из мужской солидарности дружно предложили ей каждый свое общество в трубопроводной прогулке.
С минуту поспорив, было решено, что по левой трубе пойду я, а по правой — мои спутники. У каждого из нас имелась карта на случай гибели любого из группы.
У меня — оригинал, в кожаном планшете, укрытом на груди. У Гордея — копия, тоже скрытая на теле, но неизвестно где. Лично я не исключал, что очкарик запросто способен разместить ее даже на заднице, исходя из собственных аналитических соображений, смысл которых недоступен нам, простым смертным сталкерам.
Анка хранила карту Стервятника в своей милой и очаровательной головке. Я ни на йоту не сомневался, что прежде чем совершить якобы «просто дурацкий жест под воздействием женских эмоций» девушка запомнила карту до мельчайшего штришка и даже царапины на краешке листа.
Гордею почему-то так понравилась перспектива предстоящего путешествия в обществе дамы, что он широким жестом сделал мне поистине царский подарок. А именно — отсыпал в карман горсть своих личных гаечек, довольно увесистых, кстати говоря.
Я попытался отвертеться, но он заговорщицки поманил меня, самую малость оттопырил карман на боку моего комбеза и жестом фокусника указал внутрь.
— Глянь-ка, маэстро!
Маэстро глянул. И присвистнул. В относительной полутьме моего кармана вновь прибывшие гайки слабо светили ядовитыми кислотными тонами.
— Люминесцентный состав. Моя рецептура, — не без гордости пояснил Гордей. — В трубе они будут светиться еще ярче.
Я горячо поблагодарил напарника — чего-чего, а светящихся винтиков-шпунтиков в моем захудалом сталкерском арсенале еще не бывало. Затем подошел к своей трубе, показавшейся мне вдруг разверстыми вратами преисподней, и осторожно заглянул внутрь.
Там было темно, пахло сыростью, но дно выглядело вполне сносным, а главное — сухим. Только песок с обрыва и засохшие плети болотного вьюнка, который здесь, как и вся прочая флора Зоны, гораздо толще и длиннее своих нормальных аналогов.
— Я буду периодически тикать тебе на ПДА, — пообещал Гордей. И первым подтолкнул меня ко входу в неизвестное.
Оглядываться я не стал, хоть и не особо верю в эту примету. Просто ухватился за край трубы, подтянулся и влез внутрь.
Покосившись, я увидел, как справа Гордей подсаживает Анку. Мысленно пожелал им удачи и достал первую гайку. Она тут же слабо засветилась в полутьме туннеля.
Примерившись, запустил ее — недалеко, метров на восемь.
Навострил уши, прислушиваясь к тому, как она падает и катится с глухим звяканьем.
А потом пошел вперед. Туда, где еще не стихли отзвуки металлического эха.
Гайка лежала в мелкой лужице, которую я тщательно осветил допотопным фонарем-жужжалкой еще советского производства.
Удобная и простая штукенция. Жмешь пружинную рукоятку, и лампочка вспыхивает. Батарейки же вместе с аккумуляторами в Зоне нередко отказывают. Поэтому механический вариант в таких местах, как эта труба, практически незаменим.
Вода прямо по курсу меня не обрадовала, но это мог быть просто конденсат.
Следующая гайка так же хорошо легла на дно трубы, заставив его отозваться сухим щелчком. Там уже не было луж, а значит, отныне следовало остерегаться случайного комка жгучего пуха, хищного гриба-невидимки или даже горизонтального «трамплина».
Иногда эти американские горки Зоны могут вписываться в предложенные обстоятельствами габариты — подобно жидкости, принимающей форму сосуда. Реагируя на внесенную массу (скажем, на сталкера) «трамплин» разряжается, высвобождая при этом колоссальное количество энергии. Но разрядится он, конечно, и в том случае, если в него влетит хорошая такая гайка…
