– Открывай!
Сенька побежал рядом с Браслетом и в воротах на ипподром на ходу закрепил чек. Браслет выехал на беговой круг. Толпы людей у барьера и непривычный шум волновали его. Он дышал порывисто и неровно. Музыка духового оркестра пружинила ноги и навязывала ему свой ритм. С поднятой головой и блестящими от возбуждения глазами прошел он мимо трибун. Публика разглядывала новую лошадь, обсуждая ее стать и достоинства.
Проехав полкруга, Савин повернул Браслета и подвел его к небольшой трибунке с сердитым человеком наверху. У человека был громкий, с хрипотцой голос и красный флаг в руке. Шесть лошадей парами прошли мимо сердитого человека. Он что-то прокричал, и Савин повернул Браслета влево. Браслет очутился в шеренге вместе с пятью другими лошадьми. Сразу ослабли вожжи. Савин посылал Браслета вперед. Браслет рванул и вылетел из шеренги.
– Назад! – закричал человек на трибуне.
Удила впились в углы рта. Наездники остановили и повернули лошадей. Еще один поворот влево, новый посыл вперед, и человек на трибуне крикнул: «Пошел!» – и взмахнул флажком.
Где-то гулко ударил большой колокол. Шесть лошадей в ряд дружно несутся по дорожке. Браслет нервничает и каждую минуту готов сбиться и заскакать. Но наездник предугадывает малейшие желания и заставляет идти ровной рысью. Только в конце дистанции Браслету с огромным трудом удается чуть-чуть вырваться из шеренги. Впереди – свободное пространство.
– Вперед, сильнее! – передается команда от Африкана по вожжам через удила к Браслету.
Браслет старается изо всех сил. Видно, что он очень устал. Пот густыми мыльными хлопьями облепил сбрую. Столбы, сорвавшиеся с места, мчатся навстречу. Ветер щекочет нос и горло. Впереди и сбоку волнуется и гудит толпа. Сзади слышится приближающийся стук копыт. Засбоившая вороная в начале бега теперь сильным финишем старается обойти Браслета, но она тоже сильно устала. Глаза ее выкатились из орбит. Дыхание хриплое и порывистое. Но все же кобыла догоняет Браслета. Браслет стрижет ушами, нервничает, и ход его сразу утрачивает четкость. Тихо, но властно, в ритм бега зашевелились удила. Браслет выправляет ход и идет быстрее. До столба несколько метров. Савин поднимает вожжи и чуть-чуть ударяет Браслета по спине хлыстом. Браслет бросается вперед и проходит столб первым, опередив на голову вороную соперницу.
Наездники сдерживают лошадей. Браслет потемнел от пота и дышит неровно, с хрипом. Его отводят в сарай, растирают, снимают сбрую, набрасывают попону и снова ведут на круг. Оркестр навстречу гремит маршем. Напружинив мускулы и отставив хвост, с выгнутой шеей проходит Браслет мимо трибун. Передние ноги уверенно отбивают четверти, выцокивая по льду ритм марша. Задние дробят восьмушками. Африкан Савин идет следом. Рука с хлыстом поднята к козырьку жокейского картуза. Служитель в черной с золотом ливрее распахивает узкую калиточку в барьере. Администрация и судьи медленно, друг за другом, спускаются на дорожку. Деревянная лесенка тонко и противно скрипит под их грузными телами. Первым спускается маленький ревматик-генерал. Лысухин замыкает шествие. Браслета подводят к ним. Конюх снимает с него попону. Холод приятно свежит разгоряченное тело. Браслет приплясывает, играет на поводу. Сенька сдерживает расходившегося жеребца. Он опытный конюх и умеет показать товар лицом. На Сеньке новый форменный пиджак и шапка с галуном. Стольких важных господ вместе он никогда не видел. Он силится пересчитать медали и кресты на груди генерала. Генерал не стоит спокойно на месте, щелкает шпорами и козыряет дамам. Сенька соображает: «Старичка собрать труднее, чем Браслета. Сбруи больше. Мне бы не суметь. Пойми тут, что к чему».
Генерал кашлянул. Сенька взглянул ему в лицо и хватил воздух, как рыба, вытащенная на лед. Ему показалось, что перед ним в генеральском мундире стоит Рыбкин. Те же слезящиеся глаза, знакомые морщины и даже усы. Генерал жевал жвачку. Моржовые усы, рыже-чалой масти скользили по лицу, как на роликах. Сенька фыркнул и в ту же минуту поймал себя за нос. Оркестр гремел оглушительным тушем, аплодировала публика, судьи и администрация, поздравляя, жали руки Лысухина и Африкана Савина. Сенька сделал вид, что сдерживает Браслета, и повернулся спиной. Он фыркал, чихал, борясь с приступом смеха, но на него, к счастью, никто не обращал внимания. Только Браслет повернул голову и, недоумевая, смотрел на своего приятеля.
Полная дама протянула через барьер руку с кульком. В кульке были шоколадные конфеты. Браслет первый раз попробовал шоколад и сразу оценил его вкус.
Возвращаясь в конюшню, Сенька столкнулся в дверях с Рыбкиным и взвизгнул; повод выскользнул у него из рук. Браслет сам вошел в открытый денник.
– Ты что… что ты? – испугался Рыбкин.
Сенька сидел на полу и заливался диким хохотом. Старик сунул ему под нос стоящее рядом ведро с водой и ласково уговаривал:
– Глотни, глотни. Ну что, полегчало? Что с тобой приключилось? – волновался Рыбкин.
Он присел на корточки и, наклонив голову, заглянул Сеньке в глаза. Увидев у самого своего носа шевелящиеся усы, Сенька толкнул старика в грудь и упал навзничь, выкрикнув одно только слово:
– Генерал!
Рыбкин не на шутку перетрусил и растерялся. Будь это лошадь, он, ни минуты не задумываясь, знал бы, что надо предпринять. Но людей лечить он не умел. И он прибегнул к испытанному средству. Проворно сняв со стены длинный английский хлыст, он вытянул Сеньку вдоль спины. Средство оказалось верным. Сенька- умолк, вскочил и шарахнулся в сторону.
– Ты что, очумел? Старый черт! – уже своим голосом закричал он, удирая.
Но Рыбкина одолел азарт. Он трусил следом за Сенькой, норовя стегнуть его по ногам. Сенька юркнул в денник к Браслету и притаился в углу. Он знал, что старик побоится испугать лошадь и с хлыстом в денник не войдет.
Рыбкин долго караулил, притаившись у дверей. Усы его хищно шевелились, как у старого кота над мышиной норкой. Наконец старик сплюнул и отошел, но Сенька не решался вылезти из денника и заночевал в нем. Устраиваясь в углу на ночь, он нащупал в кармане пиджака кулек из-под конфет, подарок дамы. На дне кулька остались две конфеты. Сенька разделил их по-братски по одной. Браслет свою съел мгновенно. Сенька долго вертел конфету в руках, не решаясь попробовать. Ему не нравился ее цвет. Он видел и ел конфеты разных сортов, но все они были розовые, красные, белые, зеленые, полосатые, только коричневых ему встречать не приходилось.
«Как видно, для лошадей такие делают», – догадался он наконец. И, подтверждая догадку, Браслет на лету выхватил конфету из его рук.
Десять месяцев пробыл Браслет на ипподроме. За это время он сильно вырос и из жеребенка превратился во взрослую лошадь.
За десять месяцев он выиграл тридцать с лишним состязаний. Проигрывал Браслет редко. Он полюбил борьбу и понимал в ней толк.
Публика, посещавшая бега, хорошо знала Браслета II. Среди однолеток он считался фаворитом. Но наездник последнее время стал замечать, что Браслет сильно сдает и победы даются ему не так легко, как прежде. У жеребца пропала былая горячность. Временами после работы он казался совсем вялым и неохотно принимал посыл.
