Переночевали мы в палатке возле Коронко, города на вершине холма, покрытого эритринами – раскидистыми деревьями в облаке огромных алых цветов. С главной площади открывался сногсшибательный вид на Анды. Едва начало светать, наш шофер развел костер и принес пачку листьев коки в жертву Пачамаме, инкской богине плодородия. Этот ритуал полагается совершать каждое утро в августе.
Спустя несколько часов мы прибыли в Рурренабаке, город на самом краю Амазонской низменности. Рурре – странный гибрид сурового пограничного форпоста и международного центра по обработке туристов. Каждое утро заполненные гринго лодки отправляются к турбазам в лесах и саванне. Вернувшись через пару дней, туристы расслабляются и залечивают укусы насекомых в городских барах, пьянствуя бок о бок с индейцами, приплывшими из дальних деревень за припасами, браконьерами, ждущими скупщиков шкур, лесорубами, едущими в лес из отпусков в родных городах на Альтиплано, водителями грузовиков, отдыхающими перед двухдневной дорогой в Ла-Пас, и торговцами кокой, которые свои маршруты не рекламируют.
Для меня этот городок оказался кладезем информации. Я расспрашивал охотников, рейнджеров национального парка, гидов и бывших торговцев каймановыми шкурами. Мне пришлось провести больше времени в барах и выпить больше дешевых коктейлей, чем за всю предыдущую жизнь. Все были рады поделиться знаниями, и хотя рассказы нередко противоречили друг другу или казались слишком невероятными, кое-какие полезные сведения постепенно набирались. Я узнал много такого, чего в книгах не было, – например, что разные виды кайманов “поют” в разное время суток. В окрестностях Рурре водилось четыре вида кайманов, но обычен был только один, кайман жакаре.
Как-то вечером, когда мы сидели в очередном баре, беседуя с владельцем турагентства, к нам подошел пьяный местный житель и попытался завязать разговор с Кармен. Она вежливо попросила его отойти, но он принялся ее лапать. В таких случаях правила этикета в барах всего мира строги и недвусмысленны: я взял пустую пивную бутылку и треснул хулигана по голове. Его друзья извинились и утащили бессознательную тушку на улицу. Я думал, что инцидент исчерпан, но наутро на пороге нашего номера появились два пунцовых от смущения солдата и объявили, что их командир вызывает меня на дуэль. Мне предлагалось выбрать оружие из двух вариантов: мачете или автомат
Калашникова. Стараясь улыбаться как можно безмятежнее, я сказал, что принимаю вызов и что мне безразлично, каким именно оружием избавить их от командира. Мы с Кармен как раз собирались уехать в лес, так что дуэль назначили на первое утро после нашего возвращения. Солдаты с видимым облегчением удалились.
Я поговорил со знающими людьми в городе и выяснил, что дуэли в Боливии запрещены и случаются очень редко, в последние годы – почти никогда. Кроме того, считается совершенно недопустимым для офицера вызвать на дуэль штатского. Иностранца на дуэль не вызывали, кажется, ни разу в истории страны. Все сходились во мнении, что смерть будет для моего противника не самым худшим результатом и что, скорее всего, он либо еще не протрезвел, либо блефовал, не ожидая, что я приму вызов. Я небрежно и как бы по секрету сообщил двум особо болтливым барменам, что являюсь опытным ветераном поединков на мачете. Это было некоторым преувеличением: когда-то я занимался пару месяцев кэндо, но катана все-таки не то же самое. Я также рассказал им, что в России все мальчики ежедневно учатся стрелять из автомата Калашникова начиная со второго класса школы. Это, конечно, тоже преувеличение, но в моем случае было почти правдой, потому что в школе я ходил в стрелковый кружок.
В тот же день мы с Кармен поплыли на моторке вверх по реке, в предгорья Анд, и через несколько часов добрались до тропы, которая привела нас к маленькой хижине у прохладного ручья. Мы находились в Мадиди, одном из четырех национальных парков с самым высоким в мире биоразнообразием (остальные три – Ману в Перу, Ясуни в Эквадоре и Пико-да-Неблина в Бразилии). Только собрат-натуралист может понять, какое это блаженство – удрать наконец-то в лес после стольких дней болтовни и пьянства.
В Мадиди мы провели несколько чудесных дней. В радиусе двадцати километров не было ни одного человека, так что можно было ходить нагишом – это единственная по-настоящему удобная одежда в тропическом лесу. Днем мы загорали на лужайке перед хижиной и плавали в заводях ручья, а ночью, пока Кармен отдыхала, я бродил по лесу в поисках кайманов. Высокий уровень биоразнообразия прямо-таки бросался в глаза: как-то раз я прогулялся по тапирьей тропинке и потом обнаружил у себя в пупке пять видов клещей. Не нашлось в лесу только тех животных, которых я искал. Один раз я увидел в ручье глаза, светящиеся красным в луче фонарика, но оказалось, что они принадлежали здоровенной водяной крысе. Видимо, реки в предгорьях были слишком быстрыми для кайманов. Зато я встретил двух других рептилий: роскошного радужного удава и здоровенного кораллового аспида. Я не знал, что коралловые аспиды бывают такими крупными, решил, что это одна из безвредных змеек, копирующих их черно-красно-желтую окраску, и несколько легкомысленно поднял рассерженную змею за хвост. Хорошо, что опыт многих лет не подвел и кусать себя я змее все-таки не позволил (укусы неядовитых змей бывают весьма болезненными и могут вызвать острую аллергическую реакцию). Позже выяснилось, что ближайшим местом, где имелась сыворотка от укусов этого вида аспидов (так называемого гигантского амазонского), был Майами.
Мы вернулись в Рурре и договорились о поездке в противоположном направлении, в равнинные саванны, где, по словам местных жителей, кайманов было легче отыскать. Я почти забыл про дуэль, но едва мы вписались в отель, как прибежал солдат и сказал, что его командир приглашает нас в тот же самый бар для разговора.
К моему немалому удивлению, офицер пришел в бар с женой. Он заказал нам коктейли, вычурно извинился, объяснил, что вся затея была пьяной шуткой, и долго рассказывал, какие у него замечательные детишки. Когда он отлучился в туалет, его жена тут же сообщила нам, что он полный идиот и посмешище для всего города. Кармен скромно молчала во время разговора, но когда мы вернулись в отель, она быстро дала мне понять, насколько сильное впечатление на нее произвела эта история. Все-таки не каждой девушке в наше время доводится стать причиной вызова на дуэль.
Следующим утром мы поплыли на каноэ вниз по течению, в давно очищенный от леса край скотоводческих ранчо и пересыхающих озер. Розовые речные дельфины резвились в речных заводях, огромные аисты ябиру наблюдали за нами с вершин деревьев, а на берегах лежало множество кайманов жакаре. Желтовато-бурые, кареглазые, они были до трех метров в длину, но обычно поменьше. Туристы, приезжавшие в саванну посмотреть на местную живность, были важным источником дохода для жителей Рурре, поэтому на реке никто не охотился и кайманы были почти ручными. Я заметил, что рисунок темных пятен на челюстях был индивидуальным у каждого каймана. Возможность различать кайманов “в лицо” явно можно было как-то использовать, но я пока не придумал, как именно.
Снова вернувшись в Рурре, мы отправились в долгую поездку через знойные пастбища в небольшой заповедник дальше к востоку. По словам Альфонсо, там имелось озеро с единственной в Боливии легкодоступной популяцией черных кайманов. Но когда мы, взяв напрокат пару лошадей, подъехали к озеру, то поняли, что “легкодоступная” – сильное преувеличение. Уровень воды в сухой сезон был таким низким, что мы так ее и не увидели за густыми зарослями камыша и колючего кустарника. Огорченные, мы повернули лошадей обратно и вскоре встретили на тропе тридцатисантиметрового кайманенка жакаре, ковылявшего к озеру. Видимо, он шел от какого-то далекого пруда, окончательно пересохшего, потому что выглядел усталым и истощенным. Идти ему оставалось почти километр. Я решил подвезти кайманенка до края камышей, нагнулся в седле, чтобы поднять его за хвост, и был немедленно укушен. Острые как бритва зубки глубоко располосовали мне палец. Это был первый и последний случай в моей жизни, когда кто-то из крокодиловых укусил меня до крови. Я, конечно, не обиделся и все-таки отвез его к озеру. Укусы хищников обычно плохо заживают, но царапины на пальце затянулись всего за два дня. Наверное, бедный малыш голодал так давно, что никаких микробов у него на зубах не осталось.
