Мы решили проверить национальные парки на северо-востоке Замбии и поехали в столицу Лусаку за разрешениями. К тому времени мы разработали эффективную методику общения с чиновниками. Стася, которая при желании могла уболтать кого угодно, брала на себя основную тяжесть переговоров, а мы с Шурой стояли рядом с профессиональным видом и вставляли словечко, только если она слишком увлекалась.
На этот раз предварительные переговоры прошли успешно, и нам обещали аудиенцию у главного начальника. Мы с Шурой вернулись к “Колумбу” чинить вентилятор, а Стася решила подождать в приемной. Одета она была в свою обычную боевую форму: обтягивающую футболку и крошечные шортики. Секретарша начальника несколько раз оглядела ее с ног до головы и спросила:
– Как вы себя чувствуете, будучи белой леди и разгуливая в такой одежде?
– Удобно, – дипломатично ответила Стася. – Наша страна очень холодная, поэтому здесь для нас слишком жарко.
Секретарша ничего на это не ответила, но через несколько минут достала из ящика стола кассету и включила магнитофон. Кассета оказалась записью христианской проповеди. Пастор метал громы и молнии, грозил грешникам всеми муками ада с перечислением анатомических подробностей и вообще смахивал на психопата в припадке. Вскоре Стасе надоело слушать его демонические вопли, и она спросила:
– А как я, по-вашему, должна одеваться?
– Не знаю, – ответила секретарша, – но надо хотя бы прикрыть эти! – Она показала на Стасины коленки. – Почему бы вам не купить китенге?
Она имела в виду похожий на сари кусок материи, завернутыми в который постоянно ходят африканские женщины. Стася сбегала в лавку на углу, купила китенге и вернулась в офис. Весь женский персонал чуть с ума не сошел от восторга. Они ворвались в кабинет начальника и потребовали немедленно подписать нам все разрешения, какие мы попросим. Через пять минут нам выдали все бумажки. Я, как обычно, пробормотал мантру насчет изучения крокодилов, начальник рассеянно кивнул, и аудиенция была окончена.
Путешествовать по Замбии непросто. На местных шоссе столько колдобин, что лучше ехать по обочине (если она есть). Дороги, ведущие к национальным паркам, не асфальтированы и сплошь разбиты. По крайней мере, нам они казались жутко тряскими. Позже мы обнаружили, что трясло нас не только от плохих дорог: у “Колумба” не хватало некоторых деталей подвески, поэтому даже небольшие ухабы заставляли нас подпрыгивать, ударяясь головами в крышу кабины и клацая зубами. Ощущение было такое, как будто вот-вот выпадут все пломбы.
Народ там очень красивый, совсем чернокожий и прекрасно сложенный. Подобно большинству черных африканцев, замбийцы могут быть очень теплыми и искренними, но только если вам удастся пробить стену подсознательной расовой сегрегации и вас начнут воспринимать как человека, а не чуждое существо, которого можно только бояться или разводить на деньги. Иногда все, что для этого требуется, – подобрать голосующего на обочине крестьянина и подбросить его до родной деревни, но часто стена кажется совершенно непроницаемой. Многие иностранцы живут в Африке годами, так и не сумев (или не пожелав) от этой стены избавиться.
Мы обследовали несколько заповедников и наконец добрались до национального парка Южная Луангва, одного из лучших на континенте. Сухой сезон продолжался, так что почти вся фауна и немногочисленные туристы собрались на берегах реки Луангвы. Остальная территория парка – обширный край сухих лесов – казалась почти пустой, не считая изредка попадавшихся на глаза антилоп. Нас приятно удивил уровень биоразнообразия: в первую же ночь мы увидели пять видов мангустов. Несмотря на обилие хищников, местные звери казались на удивление легкомысленными: нам то и дело встречались целые стада спящих слонов и жирафов.
Часть парка занимало высокое плато, отделенное от долины Луангвы крутым уступом. По его склонам стекали быстрые ручьи с многочисленными водопадами. Я вскоре сообразил, что водопады изолировали крокодилов, населявших плато, от тех, которые жили в реке. “Верхние” крокодилы были меньше и не такие осторожные, возможно, потому, что обитали они в глубоких, заросших густым лесом оврагах, где на них не охотились ни люди, ни хищники. Ручьи на дне оврагов почти пересохли, так что крокодилы собрались в оставшихся заводях. Эта популяция, живущая только в маленьких водоемах, подходила мне идеально.
В первое же утро наблюдений за крокодилами на плато мы сделали неожиданное открытие. Их “песни” звучали совсем не так, как в Полосе Каприви. Они гулко, мощно ревели, почти так же громко, как львы. В отличие от болотных крокодилов Индии, они никогда не отвечали на львиный рык – видимо, потому, что их рев был ниже по тону и львы не казались им достойными соперниками. И они включали рев почти в каждую “песню”, в отличие от крокодилов Каприви, часто обходившихся шлепками по воде.
Было ли это связано с разницей в размере водоемов? Чтобы понять, в чем дело, мне следовало собрать данные по другим популяциям. Найти достаточно мест с только большими или только маленькими водоемами, расположенными в шахматном порядке, как я пытался сделать в США, в Африке мне бы вряд ли удалось. Взамен можно было попробовать найти несколько точек двух типов, расположенных попарно в разных частях Африки. Полоса Каприви и Южная Луангва стали первой такой парой. Для получения более-менее убедительных результатов надо было отыскать еще минимум две.
Наблюдать за крокодилами в глубоких, сплошь заросших оврагах с крутыми стенами было непросто. Нам пришлось просидеть в парке больше двух недель. У нас кончились продукты, и пришлось готовить ужин из плодов лесных деревьев. Каждый раз, как выдавалось несколько свободных часов, мы спускались к большой реке, чтобы посмотреть на фантастическое скопление зверья по ее берегам. Интереснее всего было наблюдать за двумя видами зверей с хоботом: слонами и маленькими, немного похожими на тушканчиков слоновыми прыгунчиками, невероятно забавными. Стада буйволов, зебр и бегемотов насчитывали по многу сотен голов. Привлеченные этим изобилием, большие крокодилы, жившие в реке, каждую ночь выбирались на берег и устраивали засады на тропах. Один раз мы видели, как полутораметровый крокодил галопом гнался за маленькой антилопой. Он, впрочем, пробежал лишь метров пятнадцать, а потом устал и прекратил погоню.
Жить в окружении такого количества крупных животных было очень интересно, но к стадам слетались тучи мух цеце. Сонная болезнь в Замбии редка, однако укусы цеце крайне болезненны, ведь ее хоботок рассчитан на шкуру носорога или буйвола. Цеце – поразительно живучие создания: можно со всей силы хлопнуть по мухе ладонью или сжать в кулаке, а она потом примется снова как ни в чем не бывало летать вокруг. Особенно их привлекают большие движущиеся объекты однотонной окраски, и они могут гоняться за машинами на скорости до сорока километров в час. Недавно выяснилось, что полоски зебр – способ сбить с толку цеце. Эти мухи рождают здоровенных личинок, по одной за раз, и даже вырабатывают нечто вроде молока, чтобы кормить их в матке.
Последнюю ночь в парке мы решили провести в крошечной будке на берегу, которая официально называлась “пункт наблюдения за бегемотами”. Наутро мы дождались, когда все бегемоты вернутся в воду (их тропа проходила под дверью будки), завели “Колумба” и едва тронулись в путь, как прайд львов завалил буйвола прямо перед машиной.
