Несмотря на китч, соцреализм и лампочки, в этом храме есть что-то особенное. Может быть, лицо Чжэна – совсем молодого, в отличие от большинства китайских святых. Может быть, паруса – в храме сотни изображений старинных джонок. А может быть, ветер с моря, долетающий сюда через километры городского смога. Ветер дальней дороги.
Паромы – основной способ передвижения между островами Индонезии. Мы взяли билеты на самую дешевую палубу и поставили там палатки. Путь на Калимантан занял два дня. Все это время Настя была в центре внимания. Большинство пассажиров никогда в жизни не видели блондинку, поэтому ее постоянно фотографировали, даже когда она спала в палатке, а потом радостно показывали ей фотографии. Женщины старались потереться с ней локтями, надеясь, что их собственная кожа от этого станет светлее (светлая кожа считается красивой почти везде в тропиках – вероятно, потому, что возможность редко бывать на солнце связана с высоким социальным статусом).
Еще день ушел на получение разрешений на вход в парк, регистрацию в полиции (для этого требовалась поездка в другой город) и поиски лодочного капитана, согласного притвориться, что он также наш гид. Национальный парк, куда мы направлялись, назывался Таджун Путинг.
Путь туда по реке был чудесным. Поначалу мы плыли по беловодной реке (с водой цвета сгущенки), обрамленной мангровыми пальмами. Выше по течению начались обычные мангры, населенные сотнями макак-крабоедов и обезьян носачей, которые то и дело, завидев лодку, перепрыгивали над рекой с дерева на дерево или плюхались в воду и суматошно плыли на другой берег. К вечеру мы свернули в небольшой черноводный приток, по которому поднимались, пока он не стал слишком мелким. Теперь вокруг был керангас – особый лес, растущий на торфяниках с кислой почвой, с маленькими деревьями, широкими травяными полянами и множеством увешанных ловчими кувшинчиками насекомоядных растений – непентесов. Крупных животных в керангасе мало, не считая обезьян – лангуров, гиббонов и орангутангов. Неподалеку находился центр по возвращению в природу орангутангов, конфискованных у незаконных владельцев. Некоторые из них уже давно жили в лесу и обзавелись потомством, но по-прежнему оставались совершенно ручными. Мамы-орангутанги почему-то особенно доверяли Насте – может быть, потому, что она двигалась и разговаривала очень мягко и тихо. Они даже приносили ей детей, чтобы поиграть, но нам приходилось быть очень осторожными, потому что орангутанги легко цепляют человеческие инфекции.
Черноводный приток был известен как место обитания ложных гавиалов. Годом раньше они даже съели туриста. Такое случается очень редко, потому что в основном они питаются рыбой. Но я никак не мог их увидеть. Наша лодка была слишком большой и шумной. Тут бы очень кстати пришелся мой каяк, но я не смог его взять в Индонезию, потому что таскать его с острова на остров было бы слишком трудно. В отчаянии я пошел на расположенную неподалеку биостанцию и попросил управляющего одолжить мне маленькое каноэ. К моему несказанному удивлению, он согласился.
Я провел много часов, тихонько плавая на каноэ от истоков до устья притока. Днем там порхало множество красивых птиц и бабочек, но ночи были еще лучше. Рыбные совы наблюдали за мной с деревьев. Из-под воды свет фонарика отражали глаза гигантских прозрачных креветок, похожие на угольки. Иногда луч падал на спящего на низкой ветке зимородка, вспыхивавшего как бирюзово-оранжевая драгоценность размером со сливу.
Ложные гавиалы оказались самыми скрытными из всех крокодиловых, которых мне пришлось отыскивать. Я не мог их увидеть, даже если бесшумно сплавлялся вниз по течению, пользуясь веслом только в качестве руля. Один раз я заметил очаровательного детеныша длиной сантиметров около двадцати, с красивыми черными пятнышками и похожим на палочки для еды носом. Но даже этот малыш исчез под водой, прежде чем я сумел приблизиться.
В одном месте речка соединялась с небольшой мелководной заводью. Я знал, что многие крокодиловые предпочитают “петь” на отмелях, поэтому однажды вечером оставил каноэ выше по течению, добрался до заводи вплавь и там лег по шею в воде, дожидаясь, не появится ли что-нибудь интересное. После полуночи прямо передо мной неожиданно всплыл на поверхность здоровенный, метров в шесть длиной, ложный гавиал. Не знаю, как ему удалось заплыть в заводь, не потревожив ни травинки. Целый час он оставался совершенно неподвижным в лунном свете. Я так боялся его спугнуть, что даже моргать почти перестал. Потом я заметил, что он немного приподнялся над водой, заполнив легкие воздухом. Крокодиловые часто “надуваются” подобным образом, когда собираются “петь”, но это не очень надежный признак. Еще несколько минут – и великан поднял голову и хвост. Теперь он уже точно готовился к “песне”. Я смотрел и слушал с таким вниманием, что совсем перестал моргать и слышал каждого комара, летающего вокруг. Наконец гавиал “спел”, но только инфразвуком. Вибрация была такой сильной, что я чувствовал себя как рыба, которую глушат динамитом. Росшее над заводью дерево осыпало нас дождем сухих листьев. После этого огромный самец снова застыл на целый час, потом могучий хвост зашевелился, гигант скользнул сквозь траву к реке и исчез.
На следующую ночь я опять ждал в заводи, но ничего интересного не увидел. А потом настала пора уезжать. Прокат большой лодки обходился слишком дорого.
Годом позже я получил подробные описания “песен” ложных гавиалов от кураторов двух европейских зоопарков. Оказалось, что в дополнение к инфразвуку самцы иногда шлепают головой, но никогда не ревут, кроме как в конфликтных ситуациях. Это соответствовало предсказаниям моей теории для обитателей рек.
“Песни” ложных гавиалов оказались типично крокодильими и ничуть не похожими на “песни” настоящих гавиалов. Я сделал из этого вывод, что правильной была старая классификация, основанная на строении, а не новая, молекулярная. Но я ошибся. Совсем недавно появились новые морфологические и палеонтологические данные, показывающие, что ложный гавиал – совсем не ложный, а является все же родственником настоящего, хотя и дальним. Видимо, гавиалы унаследовали от общих с крокодилами предков крокодильи “песни”, но у ложного гавиала они сохранились, а предки настоящего гавиала их утратили в тот период своей эволюции, когда жили в море, и потом выработали совершенно новый “язык”.
С крокодилами легче, чем с людьми: они просто и честно хотят тебя убить.
Стив Ирвин
Гребнистый крокодил
Глава 33
Crocodylus porosus: с острова на остров
Следующим объектом для изучения был вид, с которым мне особенно хотелось познакомиться лично, – гребнистый крокодил, которого в Австралии часто называют “соляником” (saltie), потому что он предпочитает морскую или солоноватую воду
Это самая большая из ныне живущих рептилий. Особо крупные самцы достигают семи метров в длину и весят больше тонны. Это также самый “морской” из современных крокодилов, хотя он и не живет постоянно в открытом море, как некоторые крокодилы мезозоя. “Соляников” встречали в океане в полутора тысячах километров от ближайшей суши. Они сумели заселить удаленные острова вроде Палау и доплывали до Южной Японии. Недавно выяснилось, что одна небольшая популяция в Австралии ежегодно мигрирует, проводя лето на острове Фрейзер и зиму в трехстах километрах к северу, где теплее. Столь дальние “заплывы” – редкость, но большинство гребнистых крокодилов в подростковом возрасте путешествуют по нескольку лет, пока не найдут подходящее место, чтобы там поселиться.
