Я начал набрасывать первые черновики диссертации. Это была медленная, кропотливая работа. Тремя годами раньше Стив сказал, что, по его мнению, проект у меня слишком большой и сложный для одного человека. Тогда я думал, что он говорит об объеме полевых исследований, но он имел в виду также процесс написания.
Мне по-прежнему не удавалось объяснить странные результаты наблюдений за миссисипскими аллигаторами и нильскими крокодилами. Почему одно из двух предсказаний моей теории работало только для крокодилов, а другое – только для аллигаторов? Все аллигаторы много ревели хором, но головой часто шлепали только те из них, кто принадлежал к популяциям, живущим в больших реках и озерах. У крокодилов было наоборот: шлепали много все, но часто и громко ревели только те, кто жил в маленьких прудах.
Как только я записал эти результаты в более-менее понятном виде, я послал их Джону Торбьярнарсону. Если кто-то и мог решить загадку, так это он. Джон часто помогал мне советом, и я с нетерпением ждал, каким будет его мнение. Но впервые за все годы он не ответил на мое письмо. Я решил, что он где-то в поле и не имеет доступа к интернету.
А потом мне пришло сообщение от одного из наших общих друзей. Джон погиб. Он скончался от церебральной малярии спустя несколько дней после перелета из Африки в Индию. Никто точно не знает, что произошло. Возможно, индийские врачи пытались лечить его медикаментами,
к которым африканские возбудители малярии уже выработали устойчивость. А может быть, Джон просто был слишком занят и недостаточно быстро начал лечиться.
Ему было всего 52 года. Большую часть жизни он провел в тропических болотах, часто работая по ночам, когда малярийные комары наиболее активны. Он прекрасно знал, как рискует.
Джон сделал больше, чем кто-либо, для спасения редких крокодиловых. Если бы не он, два-три вида, скорее всего, уже вымерли бы. Благодаря личному обаянию и чувству юмора он сумел организовать природоохранную работу в местах, где люди поначалу относились к подобным проектам крайне враждебно. Он помог десяткам молодых биологов и защитников природы. Как сказал кто-то на его похоронах, “вряд ли найдется еще человек, у которого было так много друзей и так мало врагов”.
Следующий брачный сезон аллигаторов был моим последним шансом разгадать загадку. Шел мой пятый год в аспирантуре; предполагалось, что диссертацию я должен защитить не позже апреля шестого года.
Мне нужно было как-то улучшить анализ данных. Стив обратил мое внимание на то, что я не мог пользоваться некоторыми полезными статистическими методами, потому что мои данные по аллигаторам были “несбалансированными”. Это означало, что мои места наблюдений располагались на карте несимметрично. По первоначальному плану я должен был разделить область распространения миссисипского аллигатора на четыре квадранта и в каждом из них найти одну популяцию, живущую только в больших водоемах, и одну, живущую только в маленьких. Но найти популяции второго типа оказалось очень сложно, и у меня были данные только по двум: в юго-восточном квадранте и в северо-западном. У меня были также данные по трем популяциям первого типа – из всех квадрантов, кроме юговосточного.
Я не мог найти больше популяций, живущих в маленьких прудах. Но если бы я добавил данные по живущей в больших озерах популяции из юго-восточного квадранта, выборка стала бы симметричной. Я мог бы разделить область распространения аллигаторов пополам (на северную и южную части или на западную и восточную), и в каждой половинке у меня были бы одна популяция из маленьких прудов и две популяции из больших озер или рек. Тогда я мог бы сравнивать похожие наборы данных и получить более четкие результаты.
Во Флориде имелось довольно много мест, где аллигаторы жили только в больших озерах и лагунах. Самым простым для работы был береговой парк на острове Мерритт чуть севернее мыса Канаверал. Я съездил туда в конце марта и легко нашел несколько аллигаторов, но они еще даже не начинали “петь”.
Была во Флориде еще одна популяция аллигаторов, за которой я очень хотел понаблюдать, хотя это и не помогло бы мне “сбалансировать” данные. Она населяла несколько островов в центральной части островной гряды Флорида-Кис, которая тянется в море от южной оконечности Флоридского полуострова. Там самый теплый климат в США (не считая Гавайев и прочих удаленных островов), поэтому аллигаторы начинают там “петь” раньше всего. Я решил провести там пару недель, а потом перебраться на остров Мерритт.
Розовая колпица. Флорида
Острова Флорида-Кис совсем плоские и состоят из песка и известняка. Те из них, которые расположены в центральной части гряды, самые большие, с обширными сосновыми лесами и несколькими пресными озерами в карстовых воронках. Этот район знаменит тем, что там живет карликовый подвид белохвостого оленя, размером вдвое меньше материковых. Еще один уникальный обитатель островов – местный подвид болотного кролика, названный по-латыни в честь Хью Хефнера, основателя журнала “Плейбой”, который профинансировал его изучение. Все эти звери, скорее всего, достигли островов во время последнего ледникового периода, когда уровень океана понизился и все острова соединились с материком.
Аллигаторы на островах мельче, чем в других местах, но в остальном выглядят точно так же. Неизвестно, являются ли они реликтами ледникового периода или недавними мигрантами. Мне кажется более вероятным второй вариант. Эта популяция очень немногочисленна и вряд ли смогла бы прожить тысячи лет в полной изоляции, а доплыть до островов из Эверглейдс аллигатор вполне способен, хотя они и не любят соленую воду
Всего там, по-видимому, от двадцати до сорока взрослых аллигаторов. Они живут в крошечных карстовых воронках среди леса и, похоже, плавают между ними по подземным ходам в известняке. Передвигаться по суше в наше время стало трудно, потому что большая часть земли на островах приватизирована и разгорожена заборами.
Самым сложным оказалось найти эти воронки. Они слишком малы, чтобы увидеть их на космических снимках, так что мне пришлось спрашивать местных жителей, нет ли воронок на их земле. Народ в тамошних лесах колоритный: ультраправые отморозки, готовящиеся пережить ядерную войну, соседствуют с “зелеными” из бывших хиппи. В основном они поселились в такой глуши, потому что не любят чужаков. Некоторые и вовсе страдают паранойей, особенно по части людей с русским акцентом, агентов правительства, которые якобы ищут краснокнижные виды, чтобы отобрать места их обитания у частных землевладельцев, а также всех, кто интересуется аллигаторами, которых островитяне очень любят и всячески охраняют.
Воронки были такие маленькие, что в них могло прожить в лучшем случае по одному аллигатору. В начале апреля взрослые аллигаторы вообще исчезли из воронок и появились в самом большом пресном водоеме на острове – озерце размером с теннисный корт. Там они вовсю ревели хором по утрам, но я ни разу не видел, чтобы они шлепали головами.