Через несколько минут он начал различать в толпе отдельные
группы. Тройки местных, женщина и двое мужчин, – явное свидетельство влияния
мршанских семейных стереотипов. Тесно сбитые кучки туристов с провинциальных
планет, явно боящиеся отстать друг от друга… словно в крошечном городке можно
было затеряться.
– Куда мы идем? – спросил Томми. Они как раз проходили мимо
винного ресторанчика, построенного в форме традиционного мршанского жилища –
трехгранной пирамиды.
– Ну, ты уже не мальчик, как на Урсе, чтобы вести тебя в
сувенирную лавку, – ответил Кей. – Как насчет вина?
– По-моему, не ты один думаешь о вине, – заметил Томми.
Перед входом в ресторан выстроилась приличная очередь.
Дач поморщился.
– Это лохи, которые собрались пить помои. Идем.
Они шли еще с полчаса. Городок оборвался внезапно – словно
незримая стена отсекла небоскребы и бетонные дороги. Холмы покрывали
разноцветные пирамидки мршанских жилищ… отделенные от человеческого поселения
цепочкой предупреждающих знаков. Символ – перечеркнутая человеческая фигурка,
не нуждался в пояснении.
Кей равнодушно прошел мимо плаката.
– Дач! – Томми замер. – Это же запрещено!
Кей повернулся:
– Граница имперского поселения не равнозначна территориям
мршанцев. Это нейтральная зона, пять километров вне законов. Идем.
Здесь не было дорог. Только трава – слишком плотная и
ровная, чтобы она могла вырасти сама по себе. Домики казались пустыми. Лишь у
одного сидело три фигуры – Томми с некоторым удивлением понял, что это два
мршанца и человеческая женщина. Они проводили их любопытными взглядами, но
ничего не сказали.
Томми слегка успокоился.
Кей шел впереди, непонятным образом ориентируясь среди
однотипных пирамидок. Никаких номеров или указателей… может быть, их роль
выполняла окраска?
– Кей… – Томми почти бежал, стараясь не отстать. – Куда ты
мчишься?
– Мы уже пришли, – Дач свернул к ярко-голубой пирамидке на
вершине холма.
Солнце Фиерны – чуть меньше, но жарче терранского,
эталонного для человеческой расы, жарило с безоблачного неба. Томми вспотел и
начал задыхаться, когда они добрались до узкого треугольника тени.
– Причешись, – коротко бросил Кей, посмотрев на него. Достал
расческу, и причесался сам, быстро и аккуратно. – Это та малость, которую мы
можем соблюсти в рамках мршанского этикета.
Наверное, в стенах дома были сенсоры. Кей не коснулся
голубых пластиковых панелей, и ничего больше не произнес, но стена беззвучно
раскрылась.
– Идем, – Кей первым шагнул в темноту. – Здесь спуск,
осторожно…
Пирамидка оказалась лишь колпаком, прикрывающим круто
уходящий вниз туннель. Незаметные лампочки слегка подсвечивали этот аналог
лестницы, но идти было трудно. Ребристый шершавый пол помогал, но угол спуска
был слишком велик, а низкий потолок заставлял пригибаться даже Томми.
– Встань на четвереньки, – посоветовал Кей.
– А это нормально?
– Более того – жест вежливости.
Поколебавшись, Томми последовал совету. Сам Кей продолжал
идти, скрючившись в три погибели.
– Лифты удобнее, – сообщил Томми через минуту. Он чувствовал
себя идиотом.
– Мы в гостях, – сухо ответил Кей. – В чужой корабль со
своими программами не ходят.
Туннель кончился метров через десять – маленьким округлым
залом. Томми выпрямился, с удивлением заметив, что стены и потолок вокруг земляные.
Но несколько маленьких ламп на полу давали вполне приличное освещение.
У дальней стены, свернувшись клубком, лежал мршанец. Шерсть
его отливала темным золотом, уши слегка подрагивали, но не поднимались. Старый
чужой… мршанцы использовали аТан, но крайне ограниченно.
– Приветствую тебя, друг моего детства, – сказал Кей,
опускаясь на пол.
Едва успевший распрямиться Томми, торопливо последовал его
примеру. Мршанец продолжал лежать, лишь мутноватый взгляд остановился на Кее.
Дач заговорил вновь.
Мршанская речь не считалась трудной. Фактически, это был
второй по легкости восприятия язык, после булрати-боевого.
Но вот воспроизвести все оттенки интонаций, несущих не
смысловую, а эмоциональную нагрузку, считалось практически невозможным.
Сейчас Томми показалось, что Кей пересек границу доступного
человеку.
Он не понимал ни единого слова. Знакомые ему из краткого
курса обороты были изменены до неузнаваемости, Дач явно не пытался следовать
утвержденным схемам, а импровизировал, меняя порядок слов и наборы возможных
окончаний совершенно вольно. Это запрещалось всеми справочниками – малейшая
ошибка могла превратить приветствие в оскорбление, а пожелание здоровья и мира
в проклятие. Для того, чтобы говорить как мршанцы, надо было думать как чужой,
надо было стать чужим.
Дач делал именно это.
– Приветствую, мой маленький друг, – тихо сказал мршанец на
общеимперском. – Я не нуждался в доказательствах, твое лицо изменено, но запах
все тот же, – он поднялся с пола, сделал несколько шагов на четвереньках, с
заметным усилием выпрямился. К старости мршанцам становилось все труднее и
труднее сохранять вертикальную позу. Кей тоже приподнялся, сел на корточки,
оказавшись вровень с мршанцем, склонил голову. Привстал и Томми – от пола остро
и неприятно пахло мокрой шерстью.
– Рад, что ты жив и подрос, – сказал мршанец, опуская тонкую
руку на голову Дача. – Тебе хватает пищи и времени, Кей?
– Да, Джассан. Сыт ли ты, и можешь ли размышлять?
– Благодарю, мой маленький друг.
– Твой разум не впал в дряхлость как тело? Ты способен
рассуждать здраво, и соблюдать чистоту своей шерсти?
Томми прошиб пот.
– Благодарю, мой маленький друг. Я еще могу думать и
говорить. Все труднее быть опрятным, но я держусь.
– Позволь поухаживать за тобой, Джассан.
– Доставь себе радость, Кей.
Дач несколько раз провел ладонью по лицу Джассана, то ли
расчесывая шерсть, то ли просто гладя мршанца. Потом пальцы его сжались,
раздался легкий щелчок и он отбросил что-то крошечное.
– Паразиты даны нам не зря, – сказал мршанец. Томми не сразу
заметил, что он обращается к нему. – Как иначе проявить любовь друг к другу,
если не убивая врагов.
Словно во сне Томми сделал шаг к мршанцу.
– Позволь мне поухаживать за тобой, друг моего друга, –
сдавленно произнес он.
