Прислушиваясь к этому непонятному разговору, Таня потихоньку сбивала в отару разбежавшиеся мысли и обогащалась новыми впечатлениями.
Все живы. Это хорошо.
Невесомость. Это… плохо. Но по-своему тоже хорошо: значит, они больше не совершают лихих маневров и ни от кого не убегают.
По левому борту от «Счастливого» на расстоянии вытянутой руки наблюдается планетолет дикой оранжево-красной расцветки. Чей планетолет — бог весть, а потому, хорошо это или плохо, решить нельзя.
Больше из кабины ничего примечательного не видно. Космос как космос. Это плохо, потому что лучше бы там обнаружились большая голубая планета и белый спасательный корабль, набитый шоколадом, кислородными коктейлями и участливыми докторами.
Таня освободилась от ремней безопасности и кое-как доплыла до обитаемого отсека.
Штейнгольц, Никита и Башкирцев не отреагировали на ее появление.
Нарзоев отсутствовал — возился в шлюзовой камере.
Единственным существом, которое сказало нечто вроде «здрасьте», был чоруг. Настоящий чоруг в глухих черных очках и магнитных ботиках межзвездного путешественника.
Про чоругов Таня знала немало. Еше бы! Уровень преподавания гуманитарных и гуманитарно-прикладных дисциплин в университетах Российской Директории традиционно стоял на первом месте во всей Сфере Великорасы.
Танины коллеги в чоругах разбирались похуже. Образование они получали раньше, а значит, и забыть успели куда больше.
А Нарзоев в чоругах не разбирался совсем. Однако это не помешало ему провести стыковку с терпящим бедствие планетолетом «Жгучий ветерок» и даже спасти одного везунчика. Увы, три других пассажира были мертвы, а членов экипажа не сыскалось — планетолеты чоругов всецело обслуживались искусственным интеллектом. Что, кстати, тоже явилось для Нарзоева откровением, ведь по земным нормам безопасности на любом пассажирском аппарате пилот обязан присутствовать хотя бы в качестве контролера-надзирателя.
Почему три чоруга погибли, а четвертый выжил? Этот вопрос Нарзоев задал спасенной им взрослой особи мужского пола в числе первых.
Будучи невероятно многословной, речь чоруга содержала при этом не так уж много информации, но главное Нарзоев понял. «Жгучий ветерок» был продырявлен еще на подлете к парому-улью «Блэк Вельвет» конкордианскими флуггерами. Плотный поток осколков задел всех чоругов, но троим повезло меньше, а четвертому — больше.
Продвинутые технологии спасли планетолет, в считанные секунды восстановив герметичность пассажирского салона.
Потом «Блэк Вельвет» взорвался, что тоже сказалось на «Жгучем ветерке» не лучшим образом.
Салон снова разгерметизировался. С этой проблемой самозатягивающийся подбой справлялся дольше, планетолет успел потерять всю внутреннюю атмосферу и выстудился. Но к тому моменту выживший чоруг уже спрятался не то в холодильник, не то в солярий. Куда именно— смертельно уставшему Нарзоеву было наплевать.
В железном герметичном гробу чоруг дождался своего спасителя.
Когда Нарзоев попал на борт «Жгучего ветерка», интеллектуальный планетолет уже частично привел себя в порядок — залатал дыры, а также восстановил привычные для чоругов параметры атмосферы и освещения. В тусклом рубиновом свете суетились ремонтные боты-пауки самого отталкивающего вида. Для перемещений в условиях невесомости чоругские боты использовали полимерные жгуты, которые выстреливались ими по мере необходимости в пол, подволок и переборки, так что сходство с пауками было полнейшим и тошнотворнейшим.
Три мертвых чоруга сидели как живые в своих креслах.
Весь внутренний объем планетолета был замусорен множеством крошечных обломков и ледышек — термометр Нарзоева показывал минус тридцать восемь по Цельсию.
Неудивительно, что чоруг охотно принял приглашение Нарзоева и перебрался на борт «Счастливого». При этом чоруг рассыпался в любезностях и обещал, что, как только боты приведут «Жгучий ветерок» в относительный порядок, он сразу же вернется к себе, чтобы «более не поглощать жизненное пространство гостеприимцев».
С собой чоруг взял только самое необходимое: массивные очки-«консервы», переводчик, баночку с неким зельем и нейропед с полным собранием земных журналов «Вокруг света» за 1861–2620 гг.
— А скафандр? Или хотя бы дыхательный аппарат? — спросил Нарзоев.
— Благодарю, нет необходимости.
Пилот решил не настаивать и перевел чоруга на «Счастливый».
Там Нарзоев, сразу же позабыв о чоруге, закатил ученым скандал по поводу шалостей «дятла», конец которого и застала Таня, когда пришла в сознание.
Но о скандале она позабыла, стоило ей увидеть чоруга. Вот так сюрприз!
Спутникам Тани чоруг был почти полностью безразличен. Пришлось ей взять бразды межрасовой дипломатии в свои руки. За полчаса общения они с чоругом подружились и принялись болтать на разные необязательные темы как старые знакомые.
Наконец чоруг сказал, что «надоел собеседнице своим видом» и потому «оставляет ее самопопечению». Сперва Таня опешила: вовсе не надоел, общаться с чоругом ей было куда приятнее, чем возвращаться к самопопечению, то есть — к тяжелым думам об их незавидном положении. Но сразу вслед за тем она сообразила, что инопланетянину просто хочется побыть одному, ведь он наверняка тоже измотан!
Когда Таня пожелала чоругу приятного отдыха, Нарзоев прицепился к ней с расспросами.
Пилота волновало, «приличный ли человек этот чоруг», есть ли у него официальная виза и прочая паранойя. Таня нехотя пояснила, что их нечаянный гость — «восхищенный», то есть персона по чоругским меркам более чем достойная.
— …Насчет визы я не знаю. А зовут его Эль-Сид!
— Что за чертовщина? Это же арабское имя! — воскликнул Нарзоев. Тут он вспомнил кое-что из прочитанного в детстве и блеснул эрудицией: — А, я понял! У них табу, да? Они скрывают свое настоящее имя от чужих?
— Строго говоря, имя не совсем арабское, — поправила Таня. — И уж подавно у них нет тех табу, о которых вы говорите.
— Так в чем дело?
— Это норма этикета. Чоруги когда-то делились на различные этносы, как земляне. И языки у них тоже были разные. Когда чоруг собирался в путешествие, он брал себе имя из числа тех, какие приняты на чужбине. Для смены имени проводился особый обряд. И вот в ходе этого обряда благодаря удивительному устройству памяти и повышенной внушаемости чоругов…
— Так, попрошу без лекций, товарищ профессор, — перебил Нарзоев. — При чем здесь все это? Тогда он Васей должен называться. Или Федей!
— Могли бы и сами догадаться, товарищ академик физического труда, — язвительно сказала Таня. — Вешняя, если вы заметили, принадлежит аргентинцам, то есть испаноговорящим. А Эль-Сид, он же просто Сид — герой испанского средневекового эпоса.
— Ах эпоса… Эль-Си-ид… Нет бы Дон Кихот. Или Санчо Панса!
