Однако при попытке достичь Колодца Отверженных посредством Х-перехода на любом обычном звездолете мы могли быть уверены, что убьемся с вероятностью 99,995 %.
На то были две причины.
Первая: несмотря на то что погрешность Х-перехода в целом убывает по мере уменьшения преодолеваемого расстояния, для всех типов традиционных люксогеновых двигателей теоретическим пределом погрешности считаются несколько десятков километров. На практике — куда больше. Иными словами, даже пытаясь попасть в Колодец Отверженных «в упор», с самой малой дистанции, на которой еще возможен разгон звездолета, мы никак не могли бы гарантировать, что вероятность материализации в пределах каверны превысит три процента.
«Но три процента — это еще о-го-го», — скажет оптимист.
Верно, о-го-го, но далее вступает в силу вторая причина. Обычный звездолет материализуется в космическом вакууме. Благодаря этому он почти не имеет проблем с материей, находящейся в том объеме, на который претендует корабль в момент выхода из Х-матрицы. Но даже те частички пыли, молекулы и ионы, которые в вакууме все-таки присутствуют, попадая в неподходящие места вроде электронной начинки парсеров, способны привести к сбоям в работе некоторых контуров, так что нельзя сказать, что вакуум при Х-переходах полностью безвреден. Возникающие проблемы можно решить только многократным резервированием важных инфосистем и отказом от некоторых наноустройств, особо чувствительных к атомарным воздействиям.
Но страшно себе представить, что происходит со звездолетом, который угораздило материализоваться не в космосе, а в атмосфере планеты! Неисчислимые легионы чужеродных частичек, триллионы триллионов молекул азота, кислорода, озона, углекислоты, воды, этана, пропана за доли мгновения вторгаются в кристаллическую решетку металлов, составляющих конструкции звездолета. Они включаются в состав люксогена, дейтерия и других видов топлива. В корабельную атмосферу. В кровь и плоть экипажа.
Результаты такой «молекулярной катастрофы» в прямом смысле слова непредсказуемы. Но можно точно сказать, что больше корабль летать не будет. А люди, находящиеся на борту, скорее всего мгновенно умрут. Другое дело — Х-крейсер.
У космической субмарины не возникает проблем с точностью выхода из Х-матрицы. В случае плавного «всплытия» из граничного слоя погрешность составляет считанные метры, что считалось теоретическим нонсенсом, еще когда я учился в Академии.
Что же касается проблем «молекулярной катастрофы», то, по образному выражению Двинского, материя Х-крейсера в ходе «всплытия» ведет себя по отношению к окружающей среде как нос ледокола по отношению ко льду. Х-крейсер выдавливает большинство молекул и атомов вовне, и лишь мизерные количества могут агрегироваться в материю корабля.
«Правда, — пояснял Двинский, — в этой метафоре лед тем крепче, чем плотнее упакованы атомы элементов, составляющих среду. Например, материализация Х-крейсера в воздухе получится вполне чистой, хотя и будет сопровождаться образованием ударной волны. В воде ударная волна будет уже сильнее, в базальте — еще сильнее. А вот в расплаве какого-нибудь тяжелого металла или в недрах юпитерообразной планеты, где водород находится в металлическом состоянии и под гигантским давлением, Х-крейсер уже не сможет совладать со всей материей и дольше нескольких минут или даже секунд не проживет».
Теория Двинского блестяще подтвердилась. В том числе и относительно образования ударной волны. Материализовавшись в Колодце Отверженных, «Вегнер» в первое мгновение как бы оказался в эпицентре взрыва, направленного во все стороны от корабля.
На открытой местности это прошло бы для нас почти незамеченным. Но внутри Колодца Отверженных ударная волна, отразившись от неровностей рельефа, вернулась к нам. Х-крейсер сильно раскачало, стабилизационные движки сработали не совсем так, как хотелось бы. В итоге мы приземлились с сильным дифферентом на корму и креном на правый борт.
Но в целом пронесло. Главное, пожара не случилось.
Колодец Отверженных в плане имел форму кирки с толстой, расширяющейся ручкой и почти равной ей по длине металлической частью, как говорят на Большом Муроме — железком. «Вегнер» мы оставили невдалеке от того места, где ручка соединялась с железком.
Благодаря Рассаму и Дастуру мы располагали картой каверны. Настолько подробной, какую вообще возможно построить, не спускаясь в сам Колодец, но опираясь лишь на данные сейсмолокации и спин-резонансного сканирования с орбиты, а также на эвристический анализ аномалий над дном Котла в районе каверны.
Из всего множества объектов, которые находились внутри Колодца Отверженных, на карте были обозначены два: собственно Город Вохура (он же у манихеев — Большое Гнездо) и загадочный Водопад-Минус (одно название чего стоило!).
Водопад-Минус располагался в той части кирки, за которую полагалось держаться рудокопу. В районе Водопада, сквозь толщи разнородных геологических пластов, тянулся ввысь, к одному из островов архипелага на дне Котла, наклонный туннель. Этот туннель был проинтерпретирован Двинским и его геологами как возможный путь сообщения между Колодцем и дном Котла. Но обследование с воздуха зоны выхода туннеля на поверхность привело к выводам настолько неутешительным, что ни о каких экспериментах по проникновению туда не могло быть и речи.
Первым, что мы увидели, сойдя на землю, была бесконечная, плотная темнота. Черная, местами разбавленная иссиза-голубыми жилами.
Первым, что услышали, — невозмутимая, тяжелая, как смерть, тишина.
Дышать тоже было трудно, хотя аппаратура показывала почти нормативное давление 0,9 атм и вполне терпимый состав воздуха.
Мы остановились, включили фары гермокостюмов и закурили, нервически посматривая наверх. Каждый надеялся, что луч его нашлемной фары выхватит из тьмы «потолок» каверны, заменяющий местным манихействующим жителям небо. Это было не подкрепленное разумом, инстинктивное, если можно так выразиться, желание — ведь ежу ясно, что потолок находился минимум в двух километрах над головой. Вдобавок к тому лучи, направляемые вверх, бесследно растворялись в белесой пелене, о которой лень было даже строить гипотезы: аномалия, не аномалия, туман, не туман…
Итак: темнота, дрожащая пустота, тишина.
Чисто эмоционально все это удручало. Хотя, если подумать, гораздо хуже, сойдя по трапу, обнаружить себя под прицелом манихейских автоматчиков, в вихре пуль и выкриков на незнакомом языке. Уж лучше пусть будет тихо.
На случай манихейских автоматчиков мы взяли с собой белый флаг. Только бы успеть его развернуть до того, как начнут стрелять.
И последнее: в сто пятом круге ада оказалось нежарко — три градуса ниже нуля. Этого было достаточно, чтобы не таяли гигантские ледяные сталагмиты — единственное украшение местного ночного пейзажа. «Фаллические символы истинного манихейства», — хмыкнул Терен.
Вдосталь налюбовавшись окрестностями, мы по команде Ивана Денисовича молча двинулись на север — в столицу Мирового Зла.
