Комлев побледнел.
– Погодите… Не может этого быть… Шестьдесят девять человек…
– Шестьдесят пять из них погибли во время войны. Если вы не в курсе, основную часть экипажа, не расформировывая, назначили на мобилизованный из резерва военный транспорт «Митрополит Кирилл», который погиб в ходе неудачной попытки прорваться на осажденный клонами Грозный… Офицерам ГАБ и ряду других товарищей, которые сопровождали вас в том походе, тоже не повезло – каждому по-своему. Я не буду подробно останавливаться на их судьбах. Еще двое, это, кстати, техники-двигателисты, числятся пропавшими без вести…
– Подождите, но я же говорил со своим приятелем Гончаровым, он вторым пилотом был на «Беллинсгаузене», буквально месяц назад! С днем рождения его поздравлял! Он еще мне говорил, дочка у него родилась… Верочкой назвали…
– Илья Ильич Гончаров утонул позавчера в Северной Двине. – Поведнов скорбно опустил глаза.
– Господи… Какие вещи вы говорите… – только и смог промолвить Комлев.
Во рту у него пересохло. По спине прошел холодок.
«Как все это безотрадно…»
– Таким образом, вы, Владимир Миронович – единственный человек, который может рассказать нам, что же такого вы сделали со своим люксогеновым двигателем Д-2, от чего его потенцирование возросло в полтора с лишним раза. Мы хотим повторить ваш успех. Мы обязаны его повторить!
– Так ведь должны сохраниться отчеты! Техники наверняка их писали для своего завода…
– Теперь это кажется невероятным головотяпством, но факт налицо: по возвращении в Красноярск-26 никто из техников ничего вразумительного не написал. Возможно, здесь сыграл свою негативную роль волюнтаризм академика Двинского, который к тому времени уже завершал доводку двигателей Д-2М. Эти двигатели являются глубокой модернизацией двигателей Д-2, которые, к слову, в серийном производстве так никогда и не состояли… Впрочем, нет, один из техников, его фамилия была Росси, написал либретто для любительского мюзикла. По мотивам пережитого… Называлось оно «По ту сторону тьмы». Я даже его читал вчера перед сном, можете себе представить… Но нужных нам фактов там нет. Так что теперь вся надежда на вас, Комлев.
– Беда ведь в чем: я немногое помню…
– Придется вспомнить, Владимир Миронович.
Глава 5
Пусть я буду тем, кто любит больше
17 августа 2622 г.
Штабной корабль «Урал», Северный Ледовитый океан
Планета Земля, Солнечная система
Вообще-то Комлев решил провести этот вечер в своей каюте. Собраться с мыслями. Полистать что-нибудь о двигателях Д-2, по мере возможностей переварить всю ту рыхлую, разрывающую мозг информацию, что почерпнул он на заседании отдела «Периэксон». Помянуть Илью Гончарова, в конце концов, помянуть хотя бы мыслью! Ведь сколько разговоров с ним было переговорено! Сколько пива выпито! Это гончаровскому сыну Комлев был крестным отцом…
Но в каюте не сиделось.
Стены – они же по-морскому «переборки» – давили на психику. Тишина выводила из себя. Солнце за окном вызывало в душе извержение какой-то животной ненависти, будто было оно не предвечной звездой, но прожектором, нарочно поставленным напротив иллюминатора злоумышляющими садистами, задумавшими довести психотика Комлева до смирительной рубашки…
До отбоя оставалось два часа. Комлев аккуратно почистил и развесил на плечиках форму, с удовольствием переоделся в штатское и отправился искать приключений (в те минуты он еще стеснялся признаться себе в том, что ищет Любаву, а вместе с ней пусть временное, но утоление печалей).
В кают-компании было накурено куда сильнее, чем давеча.
Играла негромкая музыка – с простыни экрана над стойкой муромская фолк-звезда Травинка в расшитом люрексом сарафане и панированном жемчугом кокошнике пела о рябинах, калинах, сиренях и о том, как ей среди всей этой развесистой ботаники тужится о миленьком.
Компания немолодых мужичков, чьи упитанные спины казались плотно пригнанными одна к другой, громко праздновала чей-то день рождения. Жирные складки на их повернутых к Комлеву шеях, казалось, тоже улыбаются и празднуют.
С мягкой грустью Комлев посмотрел в сторону выгородки с мексиканской пустыней, где вчера они с Любавой…
Но никакой Любавы там, конечно, не было. Двое инженеров в погонах, сидевших друг напротив друга, как давеча и они, обсуждали турнирную таблицу. Конечно, «Зайцы» против «Звезды»…
– Едритская сила! Да ты не знаешь Скрыпника! Он твоего Ахонена порвет, как тузик грелку! – убеждал первый.
– Да куда ему рвать?! У Скрыпника травма голеностопа была! Ему бы до конца матча продержаться!
– Ставлю сто целковых, что порвет!
И так далее.
Разговор инженер-офицеров навел Комлева на неглупую, как ему показалось, мысль. Отчего бы не присоединиться к клубу усердных приверженцев пинг-понга, который заседает, если верить Любаве, где-то возле бассейна?
Сам он играть в настольный теннис не умел и учиться не собирался. Но там был шанс перекинуться хотя бы парой слов с кем-то из знакомых… Отвлечься – ну хотя бы на чуть – от всего того, что предстоит завтра. Отключить проклятую «обратную связь» с событиями, которые еще не произошли, но, будь им неладно, обязательно произойдут!
Куда идти – он не знал, понадеялся на свою интуицию и на указатели, с которыми, надо отдать должное командованию «Урала», на корабле был порядок.
Но понадеялся он напрасно. Комлев долго слонялся вокруг пустующего (да оно и понятно – скоро отбой!) бассейна на ледовитом арктическом ветру, пока не уткнулся в едва притворенную дверь. Из щели в сумрак глухой выгородки изливалась полоска желтого света.
Комлев толкнул дверь и оказался в длинном коридоре, покрытом прорезиненной ковровой дорожкой – она мягко постанывала с каждым его шагом.
В коридоре было тепло, даже жарко.
«Сауна мужская», – прочитал Комлев на указателе. «Сауна женская».
«Раздевалка для посетителей женской сауны»…
Комлев не собирался слоняться злыднем по беспечным банным пространствам. И если бы не уверенность, что он уже недалеко от цели и вот-вот набредет на тот баснословный зал «с тремя дюжинами пинг-понговых столов», о котором упоминала вчера Любава, он вновь вернулся бы к бассейну!
«Хоть бы служительница какая-то… Или уборщица… Или кто тут у них? Можно было бы спросить!»
Но в коридоре было тихо и пустынно, как в иных триллерах перед плановым явлением Зла.
«Раздевалка бассейна», – прочел Комлев.
Еще за несколько шагов до следующей незакрытой двери Комлев услышал сдавленный звук женских рыданий. Там внутри кто-то был.
Потом Комлев не раз возвращался мыслью к этой сцене, силясь понять, что же подтолкнуло его к дальнейшим, надо признать, достаточно странным действиям.
