Из объемной сумочки Делии появились наручники; Джесс Уэйнфлит протянула ей запястья, не возражая даже тогда, когда ей завели руки за спину, чтобы защелкнуть браслеты.
– Я не думала, что ты сдашься без боя, – сказала Делия.
– Будь я лет на десять моложе, я бы боролась всеми известными закону способами, – криво усмехнулась Джесс. – Но я слишком стара, чтобы повторить все сначала, даже если бы у меня был еще один Уолтер. Однако у меня его нет. Уолтер был редкой птицей.
– Такой, о которой мир не пожалеет, – заметил Кармайн.
«Так же, как не пожалеет он о вас, доктор Уэйнфлит, – мысленно прибавил он. – Я затрудняюсь определить, кто из вас был худшим чудовищем: Уолтер или вы. Каким бы он ни был, он стал жертвой обмана – вашего обмана. Вы использовали его способность к убийству, чтобы скрыть ваши собственные преступления, а затем посмели осудить его за то, что он находил в убийстве удовольствие».
К полудню все закончилось.
Доктор Джессика Уэйнфлит находилась в той самой много повидавшей одиночной женской камере, с постоянно приставленной надзирательницей, которая была при ней даже во время посещения туалета. Лейтенант Верджил Симс поклялся, что во время его дежурства не будет никаких самоубийств.
– Будь я проклят! – сказал комиссар Сильвестри своим капитанам за обедом в орлином гнезде. Его сияющие черные глаза перемещались с Кармайна на Фернандо и обратно, при этом в них светился скупой юмор, что казалось почти невероятным. – Это было жуткое и отвратительное дело с начала и до конца, парни, не говоря уже о двух делах, вроде как слившихся в одно. Как говаривала моя тетка Аннунциата: «От грехов плоти труднее всего избавиться». Я знаю, что сейчас только обед, и обычно в этот час мое орлиное гнездо сухо, как бочаг в засуху, но сегодня, джентльмены, я чувствую желание предложить вам бокал выдержанного коньяка.
Охотно, без всяких возражений, джентльмены приняли эту редкую похвалу.
– А сегодня вечером, – продолжил Сильвестри, побалтывая коньяк в бокале, – мы все приглашены в Басквош-мэнор на обед, с женами и детьми, вплоть до новорожденных. Старшим детям продемонстрируют на экране новые фильмы, а младшие увидят концерт в стиле пантомимы. Младенцам споют колыбельные.
– Вот это я называю цивилизованным подходом, – широко улыбнулся Фернандо; он был отцом десятилетнего мальчика, восьмилетнего мальчика и пятилетней девочки, так что приходящие няни были вечной головной болью.
Несмотря на еще полностью не изжитый мрачный привкус, связанный с Иви и Джесс, в тот вечер в Басквоше собралась веселая компания. Ребятишек похитили искусные затейники, угодившие даже самым капризным из них, а это означало неожиданную свободу для родителей, которым подали самые изысканные кушанья и напитки. Руфус играл Шопена, Ра пел русские народные песни голосом, изменявшимся от сопрано до баса, а затем все уселись в кружок в удобных креслах поболтать.
Кармайн участвовал, но как сторонний наблюдатель. Редкая привилегия для человека из большой и дружной семьи. Братья Карантонио, подумал он, неуловимо изменились – по словам Делии, благодаря единственному доброму делу Джесс Уэйнфлит. Она велела Руфусу перестать заглаживать преступления их отца, и они с Ра увидели в этих словах логику. Руфус, конечно, флиртовал с Делией, тогда как Ра завладел необычным дуэтом – Бетти Голдберг и Глорией Сильвестри. Нет худа без добра, и благодаря всему произошедшему Ра и Руфус обрели более прочную жизненную основу.
С приятно наполненным желудком Кармайн откинулся в кресле и слушал, как Джон Сильвестри распространяется на тему психиатрических лечебниц.
Должно быть, он уснул, и Сильвестри сочувственно удалился прочь, чтобы дать ему спокойно подремать. Кармайн подскочил, когда на плечо ему легко опустилась чья-то рука.
– К телефону, капитан, – сказал Ра.
Кармайн встал и последовал за Ра по одному из коридоров особняка в нефритово-зеленую и лимонно-желтую комнату, где на столе лежала снятая с рычажка трубка.
– Дельмонико! – рявкнул он, недовольный, что его потревожили.
– Кармайн, слушай, – сказал возлюбленный голос. – Только не смей спорить! Я хорошо себя чувствую, я отдохнула, я в приподнятом настроении, я откормилась, и я до смерти по тебе скучаю. Мальчики отчаянно тоскуют по Фрэнки и Уинстону. Я лечу домой сегодня ночным рейсом. Позвоню тебе из аэропорта Кеннеди.
Щелк!
Растерянно моргая, он вышел в холл.
– Все в порядке? – с тревогой спросил Ра.
– Моя жена прилетает ночным рейсом.
– По этому поводу, – заметил Ра, – надо выпить.
