– На помощь! Пожар! – заверещал владелец цирка.
На его отчаянный крик сбежались все, кто еще оставался в здании: репетировавшая новый номер эквилибристка Эмилия, дрессировщик с ветеринаром, пришедшие осмотреть захромавшую лошадь, пара ливрейных. Все они столпились в двери, тянули шеи, выглядывали друг из-за друга. Зрелище впечатляло. Иван потряхивал синьора Труцци, держа его за воротник, то отрывал от пола, то вновь опускал.
– Что случилось? – наконец нашел в себе силы спросить дрессировщик, он уже подозревал, что Поддубный просто-напросто спятил.
Стоило дрессировщику сделать шаг вперед, как Иван предупредил:
– Назад, никому не подходить.
– Хорошо-хорошо, Иван Максимович, – испуганно пробормотал дрессировщик, привыкший укрощать львов с тиграми. – Только объясните нам, что все это значит.
Поддубный немного сбивчиво рассказал суть дела. Цирковые артисты озадачились, поняв, что правда на стороне атлета, а владелец цирка хотел совершить подлость и предательство по отношению к тому, благодаря кому сумел заработать немало денег.
– Остановите его, он сумасшедший, – лепетал синьор Труцци, – он убьет меня.
– Где контракт с букмекерами? – для пущей убедительности Иван еще раз тряхнул антрепренера.
– В сейфе лежит, – вытряс он признание.
– Значит, все же был контракт? А ну, открывай свой несгораемый шкаф! – атлет разжал пальцы.
Перепуганный Труцци еле устоял на ногах и принялся шарить в ящиках поломанного стола, нащупал дрожащими руками ключ, еле вставил его в замочную скважину и открыл дверцу.
– Вот он, вот, – владелец цирка тыкал Ивану исписанную бумагу, словно она жгла ему руку, и он хотел побыстрее от нее избавиться.
– Не нужна мне твоя бумажка. Садись за стол.
Артисты наблюдали за происходящим, еще не понимая, что задумал Поддубный.
– А теперь ты съешь этот контракт! – приказал он синьору Труцци.
– Съесть? – не понял тот.
– Жри. Сам писал, сам и ешь.
– Но это же дикарство какое-то, – возмутился синьор Труцци, сообразив, что самое страшное для него миновало – его не будут бить.
Поддубный положил тяжелую ладонь на плечо владельца цирка.
– Придется, не я все это начал.
Синьор Труцци зубами оторвал край листка, пожевал его, закрыл глаза и, сделав над собой усилие, сглотнул.
– Можно сильно не торопиться, – произнес Поддубный, присаживаясь на стул, который до него занимал букмекер.
На глазах у своих артистов синьор Труцци был вынужден по маленьким кусочкам сжевать и проглотить злополучный контракт с букмекерами, согласно которому Поддубный должен был поддаться Паппи.
– Ну вот и порядок, – молвил Иван, когда Труцци закончил, и тут же налил ему воды из графина.
– Чего уставились? – не выдержал итальянец пристальных взглядов своих артистов. – Или работайте, или спать идите.
Иван поднялся, вышел, на мгновение заняв своим большим телом весь проем, и закрыл за собой дверь. Не хлопнул, не ударил, а именно закрыл. Он удовлетворил свою жажду мести, а потому стал более-менее спокоен. Ливрейные, будучи низшей кастой в цирке, посчитали за лучшее на всякий случай сразу уйти. Хозяин вполне мог рассчитать свидетелей своего унижения. Дрессировщик подмигнул Ивану, мол, все правильно ты сделал, вот только не навредил бы этим себе, после чего вернулся вместе с ветеринаром к захромавшей кобыле.
Цирковая дива Эмилия глубоко вздохнула, от чего ее грудь приподнялась вместе с корсетом.
– Я так разволновалась, что не смогу сейчас продолжить репетицию, – произнесла она грудным низким голосом. – Я бы не отказалась, чтобы вы меня проводили до моего номера, – и Эмилия тут же просунула руку под локоть Поддубному.
Он шел, ощущая рядом присутствие немолодой, но ослепительно красивой женщины, чувствовал ее разгоряченное тренировкой тело, улавливал сквозь запах парфюма природный аромат ее тела.
– Вам было страшно? – на улице она плотнее прижалась к своему провожатому, словно боялась, что нападение повторится.
– Тольки дураки ничего не боятся, – ответил Иван. – Когда один мне в ключицу дубиной заехал, я уж думал, что кость поломал. Но цела осталась.
– Это очень низко со стороны синьора Труцци. Я не ожидала от него подобного. Но теперь вспоминаю, что и мне он делал двусмысленные предложения. Ну, вы же понимаете, о чем идет речь?
– Догадываюсь.
Уже в коридоре гостиницы для артистов Эмилия плавно вытащила руку из-под локтя своего спутника и шепотом произнесла в самое его ухо, от чего даже стало щекотно:
– Вы сказали, что вам сильно ударили в плечо. Разрешите, я осмотрю? – ее тонкие пальцы коснулись ключицы, скользнули под пиджак, рубашку, но тут же Эмилия отдернула их. – Нет, не здесь, пройдемте в мой номер.
Щелкнул ключ в замке. Поддубный, как маленький ребенок, которого ведет за руку няня, очутился в небольшой, но очень уютно обставленной комнатке. На стенах висели цирковые афиши. Эмилия мало походила на свои рисованные изображения. В жизни она была не то чтобы чуть полнее, но шире в кости, а художник изображал ее хрупкой.
Цирковая дива слегка улыбнулась.
– Показывайте свою рану. А я постараюсь понять, серьезная ли она.
– Да так, ерунда, только саднит немного.
Женщина сняла с Ивана пиджак. Ее хрупкие длинные пальцы ловко расстегнули пуговицы рубашки, оголили плечо.
– О, у вас кровь. Надо промыть, садитесь.
Она усадила Поддубного на кровать, раскрыла буфет, вынула початую бутылку коньяка, плеснула его на матерчатую салфетку и стала старательно протирать ею рану. Та была небольшой, только кожа содрана. Ивану приятно покалывало плечо, запах коньяка щекотал ноздри, легкая боль отзывалась при каждом прикосновении. В вырезе платья виднелась белоснежная грудь женщины, на вид мягкая, но упругая, как свежевыпеченная булка. Эмилия перехватила его взгляд и улыбнулась, продолжая гладить рану салфеткой. Иван смутился, закрыл глаза, но не плотно, все же подглядывал и чувствовал, как приятное тепло разливается по его телу. Эмилия склонила голову к его плечу, отняла руку и нежно лизнула рану, затем поцеловала выше – в шею. Их губы соприкоснулись, Поддубный ощутил дрожь в коленях.
– Да не так же, не так, – зашептала Эмилия. – Ты что, не умеешь целоваться? Правда? Как мило. Дай я тебя научу. Это называется «французский» поцелуй, – кончик языка раздвинул губы Ивану… – пока я все сделаю сама, – пообещала Эмилия, – а ты поймешь, почувствуешь, когда и от тебя что-то потребуется.
Поддубный подчинился опытной в любовных делах женщине. С одной стороны, ему претило, что до него с ней были другие мужчины, и было их немало. Ведь научиться всяким хитроумным штучкам в постели можно только с кем-то. Ивану казалось, что все они – его предшественники по плотской любви – незримо присутствуют рядом в каждом жесте Эмилии, в каждом ее движении. Но с другой стороны, чего он хотел? Женщине уже сорок лет, она чуть ли не вдвое старше его! Не могла же она сидеть, ждать его, хранить невинность до сегодняшнего вечера. Эмилия в постели чем-то напоминала ему умелого борца на ковре: неожиданный прием – и ты уже на лопатках, а подниматься нет ни сил, ни желания. Кроме опыта эквилибристка обладала чрезвычайно гибким телом, а потому она умудрялась вытворять с ним все, что угодно. Иван на самом деле почувствовал, когда настало время взять игру в свои руки, теперь Эмилия только подсказывала ему без слов, одними движениями.
