Среди всей этой разношерстной публики всегда могли оказаться «светловолосая женщина», летом – «мужчина в темных очках» и «девушка в короткой юбке на каблуках».
Вот если скажу сейчас такую фразу: «Вечером в стоквартирном доме рядом с вашим домом находится один пьяный мужчина» – вы будете принимать меня за ясновидящего? Нет, конечно.
Так больше ли оснований у Ванги быть ясновидящей, если она из ста толпящихся во дворе позвала мужчину из России – и он там оказался?
В общем и целом – и здесь никакого чуда.
Теперь по поводу чуда с «лишним» кадром в фотоаппарате.
Сейчас наверняка уже все забылось, так что стоит немножко прояснить. Раньше, когда цифровых фотоаппаратов еще не было, все снималось на фотопленку. Она была в рулончике, длина рулончика – 1,5 метра, ширина – 35 миллиметров. Весь рулончик помещался в небольшую светонепроницаемую кассету, только один его кончик оставался снаружи, чтобы можно было вставить кассету в фотоаппарат, потянуть за тот кончик, выпустив немного ленты из кассеты, зацепить его на приемном барабанчике. Потом фотоаппарат закрывался. Обычно сразу делалось два взвода затвора, нажимался пуск. Это затем, чтобы промотать тот кусок пленки, который попал на свет, засветился – на нем кадры уже не получатся. Кто-то для верности делал и три кадра. А кто-то жадничал – и только один, рискуя, впрочем, получить первый кадр с засветкой. Потом счетчик кадров устанавливался на ноль – снимаешь.
Как вы поняли, на пленке помещалось больше 36 кадров. И «лишние» делались специально для вот таких манипуляций с установкой. Мало того, окончание пленки регистрировалось чисто механическим способом – вы не могли уже перетянуть пленку и взвести таким образом затвор. Конец пленки крепился в кассете. И опять же почти целых два кадра оставалось еще на кусочке в самом конце. Можно было приложить усилие, выдернуть пленку из кассеты и снять эти кадры. Правда, потом фотоаппарат приходилось перезаряжать в темноте – пленку, раз она сорвалась с кассеты, нельзя было перемотать обратно. Но иной раз на это шли.
Как вы абсолютно правильно поняли, тридцать шестой кадр на счетчике практически никогда не был последним кадром. Я не случайно вспомнил о своем новом зеркальном фотоаппарате в том походе – чтобы вы знали, что я имел дело с фотопленкой на практике. Поэтому-то мне было смешно читать о «чуде» с лишним кадром. Но журналист точно знал, что среди его читателей не более десяти человек из ста что-то понимают в фотоделе. Поэтому и «чудесный» лишний кадр в его фотоаппарате стал неплохой такой находкой для начала статьи. Нужно ведь было начать с чуда… Но сейчас вы знаете – никакого чуда не было. Вот если бы снял наш журналист один кадр, а потом проявил пленку – а там на всех тридцати семи кадрах – Ванга! – это было бы чудом. Пока же мы видим элементарную, далеко не самую умную попытку газетчика вешать лапшу на уши читателям.
Вот так – три чуда в самом начале превращаются в пустоту при чуть более внимательном на них взгляде. Еще раз вспомним про полупустой-полуполный стакан – каждый видит то, что он хочет увидеть. Мы – сторонние наблюдатели, мы холодно и трезво взглянули на стакан и сказали: «В стакане содержится половина от его общего объема воды». Вот такая истина.
А что касается предсказаний Ванги нашему журналисту – на них не хочется останавливаться. Это у нас каждый может предсказать: будет у тебя красивая жена, хорошая работа и деньги. Сбудется почти все в той или иной степени…
6. Слушать и внимать…
Мое детство прошло в деревне. Одно из самых ярких событий того времени – приезд в сельский Дом культуры гипнотизера. Свое действо он начал с раскачивающегося блестящего шарика в своей руке. Одновременно он попросил, чтобы все в зале сложили свои руки замком, переплели пальцы и сильно-сильно сжимали… Он говорил со сцены: «Сейчас я скажу – десять! – и вы не сможете разжать свои руки!..» Он считал, медленно, все приговаривая всякий раз о невозможности потом разжать руки… Я старался изо всех сил, сжимал так, что пальцам стало больно, а руки устали, смотрел, как требовал гипнотизер, на раскачивающийся блестящий шарик. Он сказал: «Десять!» Я осторожно пошевелил пальцами – они слушались. Ослабил сжатие – пальцы расслабились. Попробовал потихонечку разжать – все получалось.
Тем временем гипнотизер бежал вдоль рядов, одним быстрым движением разжимал руки, а отдельных зрителей приглашал со сцепленными руками подняться на сцену.
Мне так хотелось подняться на сцену, стать участником будущего действа! Я сжал пальцы из всех сил, но увы! Артист махнул в мою сторону рукой – разжимай, и я развел руки в стороны. Было так обидно, так жалко…
Впрочем, моя обида через несколько минут испарилась – на сцене несколько мужчин и женщин сидели в креслах, закрыв глаза, а потом гипнотизер сказал: «Вам жарко!» – и одна тетка, не успел артист и глазом моргнуть, тут же сбросила с себя свою серую шерстяную юбку и осталась в одних бледно-розовых застиранных панталонах! Зал взорвался диким хохотом. Ну, уж нет, а если бы я начал там снимать штаны?
Это был мой первый опыт встречи с гипнозом, с внушением. И спустя несколько лет я узнаю, что разные люди совершенно по-разному поддаются внушению. Именно поэтому тот гипнотизер из моего детства вначале попросил участвовать в действе весь зал, а потом уже выбирал… Он выбирал самых внушаемых, тех, чья психика максимально беззащитна перед чужой волей. Тех, чей склад ума не содержит доли здорово скептицизма. А я вот по жизни – скептик. И потому меня не пригласили на сцену…
Еще позже я узнаю о таком удивительном, ныне уже документально и научно доказанном эффекте плацебо. Хотя первый раз о подобном я узнал в армии. На моих глазах прапорщик-фельдшер разломал таблетку аспирина и дал половинку изможденному, с явно высокой температурой молодому солдатику-таджику:
– Положи в рот и запей двумя литрами воды. Целую таблетку не даю, очень сильная. Лечь под одеяло с головой и терпеть. К вечеру все пройдет.
И прошло – этот солдат стоял у меня в строю новобранцев (тогда мне пришлось командовать взводом молодых бойцов). Но самое удивительное было не в этом, а в том, что вторую половинку этой безобидной таблетки фельдшер дал другому молодому бойцу, который жаловался на боли в животе. И у того прошло.
Это и есть эффект плацебо – когда ничего не значащие для организма порошок или микстура в действительности лечат. Дело, конечно, не в них, а в том безграничном доверии клиента врачу. Вот истина и центр: доверие. И тогда только из-за одного слова «Выздоровеешь!» у больного возникает необыкновенная мобилизация всех сил организма.
Мы уже говорили о том, что Ванга к 90-м годам XX века обладала мощной харизаматичностью. Прожитые годы не прошли для нее даром – она научилась очень многому. И, пожалуй, самому главному: внушать.
Своим внушением Ванга пользовалась достаточно часто, особенно когда к ней обращались за помощью в деле устройства личной жизни, обретения себя, избавления от неуверенности и растерянности.
Есть много описаний приемов Вангой людей, есть и видеозаписи таких приемов. Если присмотреться, эта уверенность Ванги в будущем своего посетителя проходит буквально красной нитью. Голос Ванги четок и ясен, она говорит властно, ей невозможно противостоять в мыслях, настолько она убедительна.