Вообще рождение ребенка внесло серьезные коррективы в жизнь Миронова. Ведь он привык к достаточно веселой жизни, когда после спектакля они веселой компанией заваливались к нему домой и «гудели» почти до утра. Градова относилась к этому не самым лучшим образом, но вынуждена была это терпеть. Но теперь, при новорожденном, вести подобный образ жизни было невозможно, чему Градова была, конечно же, рада. Чего нельзя было сказать про Миронова. Поэтому появление дочери в какой-то мере стало последней каплей в его отношениях с Градовой. Видимо, именно тогда он понял, что долго их союз не протянет. Думала ли об этом сама Екатерина? Конечно же, думала, поскольку была женщиной умной. Не могла она не видеть и того, что они с мужем разные люди. Несмотря на то что объединял их театр, однако отношение к жизни у них было неодинаковое. Хотя оба они были из именитых семей: Миронов из актерской, Градова – из архитектурно-актерской.
Рассказывает Е. Градова: «…С детства во мне жили два главных моих желания – я всегда старалась быть там, где нищие, зазывала их к себе, просила маму поселить их у нас дома. И все время упрашивала родителей взять в дом сирот. Потом, повзрослев, приводила очень много людей к себе домой. Когда мы жили с Андреем Мироновым, я приводила бездомных, которые однажды чуть не убили меня с дочкой, обокрали. У меня постоянно кто-то жил. Однажды пришла женщина маленького роста. Она была в школьной форме, галстуке, с двумя настоящими пионерами, представилась племянницей «Камилы Тимофеевны Миарес». «Я венгерская пионерка», – сказала она мне, взрослой женщине, уже снявшейся в фильме «Семнадцать мгновений весны». Они сидели, не доставая ногами до пола, я оставила их жить у себя, кормила. Потом, правда, выяснилось, что ей, «пионерке», 38 лет и что она рецидивистка, бежавшая из тюрьмы из-под Тулы…»
В то время как его жена хлопотала по хозяйству, Миронов продолжал… влюбляться в других женщин. Правда, несмотря на его феерическую славу, не каждая девушка готова была отдаться Андрею Миронову. Вот лишь один пример. Дело было летом 1974 года, когда Андрей снимался в «Соломенной шляпке».
В понедельник, 10 июня, съемочная группа выехала на натурные съемки в эстонский город Тарту. Миронов отправился туда отдельно от всех на своем сером пикапе «Жигули» вместе со сводным братом Кириллом Ласкари. У обоих болели головы, поскольку накануне они провожали из Ленинграда своего приятеля балеруна Михаила Барышникова, который вместе со своим театром отправлялся на гастроли в Канаду. В разгар проводов Миронов пошутил: «Гляди, Миша, не стань невозвращенцем». На что Барышников пошутил: «Куда я денусь от нашего борща». Пройдет всего лишь две недели, и мрачный прогноз Миронова сбудется. Но не будем забегать вперед.
Итак, Миронов и Ласкари приехали в Тарту на пикапе. Жить их поселили в военном гарнизоне, в двухкомнатной квартирке со всеми удобствами: проходная комната досталась Ласкари, а Миронову, как признанной звезде, выделили поистине генеральские апартаменты – огромную комнату с ковром, люстрой, модным сервантом и… портретом Брежнева над кроватью. Увидев последний, Миронов аж присвистнул. «Трогательно, конечно, но чертовски неудобно – как же я буду снимать штаны при генеральном секретаре? Давай, Кирюша, перевесим портрет к тебе в комнату». Так и сделали.
Съемки фильма начались 11 июня с уличных фонов. Затем сняли знаменитый проезд свадебного кортежа Фадинара и его песню «Женюсь» (под это дело киношники привезли восемь декоративных карет). А после съемок все артисты, занятые на съемках, собирались в ресторане и кутили чуть ли не до утра. Компания подобралась знатная: Андрей Миронов, Игорь Кваша, Екатерина Васильева, Владислав Стржельчик, Зиновий Гердт. Миронов, который без дамского общества всегда чувствовал себя обделенным, сразу выбрал объект для ухаживаний. Это была молодая актриса Ирина Магуто, которая играла эпизодическую роль служанки Бонартье. Практически в первый же день съемок Миронов пригласил девушку в ресторан, но та, хоть и приняла приглашение, весь вечер держалась очень даже невозмутимо. И хотя Миронов очень ей нравился как актер, но вот как мужчина для романа совершенно ее не заинтересовал. Другое дело его брат Кирилл – вот он Ирине понравился. Когда Миронов это понял, он поступил по-джентльменски, сказав девушке: «Не будь дурой, выходи замуж за моего брата, раз уж мне отказала». Самое удивительное, но именно так впоследствии и произойдет: Ласкари на тот момент разводился с Ниной Ургант и роман с Магуто пришелся очень даже кстати. Как вспоминает сам К. Ласкари:
«Мы сидели в парке на скамейке во время обеденного перерыва. Андрюша в костюме Фадинара прилег, положив голову на колени моей будущей жене. У меня на голове красовалась та самая соломенная шляпка, из-за которой и снимался этот фильм. Голуби занимались любовью в метре от нашей скамейки. Ирочка, как мне показалось, была несколько шокирована их беспринципностью. Андрюша, напротив, комментировал и давал советы. Я играл застенчивость.
– Ханжа! – подытожил Андрей и, легко вскочив со скамейки, быстро пошел на съемочную площадку, откуда в мегафон сообщили, что обед закончен…»
Шестнадцатого октября в прессе появились Указы о присуждении высоких званий сразу нескольким работникам Театра сатиры (к его 50-летию). Так, главный режиссер Валентин Плучек был удостоин звания народного артиста СССР (первой, как мы помним, из «сатировцев» этого звания была удостоена Татьяна Пельтцер), а звания заслуженных артистов РСФСР получили: Андрей Миронов, Александр Ширвиндт, Ольга Аросева, Михаил Державин, Виктор Байков, Зоя Зелинская, Юрий Соковнин.
Между тем публика, приходившая в Театр сатиры и видевшая Миронова на сцене легким и изящным, даже не догадывалась, какие страсти бушуют в его личной жизни. По злой иронии судьбы, именно в дни, когда Миронову было присуждено звание заслуженного артиста РСФСР, распался его брак с Екатериной Градовой. Причем распался некрасиво, со скандалом. Это было тем более обидно, что в ноябре этому браку должно было исполниться три года. Увы, не сложилось…
Виновником случившегося оказался наш герой. Он возобновил свой роман с актрисой из своего же театра Ниной Корниенко, о чем некий «доброжелатель» немедленно сообщил Градовой. Причем последней было сообщено не только имя разлучницы, но и адрес, где влюбленные встречаются (Корниенко жила по соседству с Театром сатиры – на Садовом кольце, в доме, где на первом этаже располагался магазин «Океан»). И Градова, переполняемая жаждой разоблачения, дождалась очередной такой встречи и стала звонить в дверь квартиры, где находились «голубки». Но те не открывали. Согласно легенде, Градова просидела… всю ночь на лестнице, дожидаясь своего благоверного. А когда под утро он выпорхнул из дверей, то наткнулся на свою супругу. Свидетели потом якобы утверждали, что шум стоял вселенский: женщины мутузили друг друга изо всех сил, а сам виновник случившегося счел за благо ретироваться. Что вполне объяснимо: новоиспеченный заслуженный артист республики не мог себе позволить стать посмешищем в глазах обывателей.
Поскольку этот случай был не первым у Миронова, ни о каком возвращении в лоно семьи речи уже не шло – Градова потребовала от мужа, чтобы он убирался на все четыре стороны. Что он и сделал, прихватив с собой только одежду и коллекцию джазовых грампластинок, которой он дорожил больше всего на свете. И когда он явился в таком виде в родительский дом, у тех его приход вызвал разные чувства. Если отец только облегченно вздохнул (он давно говорил, что Миронов и Градова – не пара), то мать схватилась за сердце: «Боже, ты же потерял квартиру!» Это была сущая правда: двухкомнатный кооператив на улице Герцена остался за Градовой и дочерью. Однако Миронов об этом нисколько не жалел, поскольку важнее всех благ на свете для него была свобода. А ее-то он как раз и получил. Много лет спустя Е. Градова так будет оценивать свое расставание с Мироновым:
