Собирались очень часто. Я накрывала на стол, метала со страшной силой. Захаров все время говорил:
– Давай поедем к Голубкиной, может, там чего-то соорудит.
Сначала, пока мы жили в моей двухкомнатной квартире на Селезневке, дочка Маша спала в маленькой комнате. Маше – полтора, два года, она еще маленькая, вдруг в три ночи приходят друзья и приносят четыре колонки, а он же, Андрей, хайфист был, и вот мы слушаем до утра музыку. Какое счастье, что она не просыпалась. Потому что я маленькая сама очень плохо спала и боялась, что у нее будет плохо с нервами от всего этого шума. Но я-то росла в военное время. Так вот она, Маша, спала сладким сном под грохот колонок. Я всегда волновалась за нее – и зря. В девять часов вечера она ложилась спать. Там гости поют, хохочут, все равно. Гриша Горин приходил рассказать ей сказку, или я, она хватала меня за руку, ей обидно было, что она одна…»
Однако если Миронов приобщил Голубкину к тусовкам, то та тоже не осталась в накладе – и вовлекла мужа в концертную деятельность. Стоит отметить, что наш герой и до женитьбы на ней выступал с концертами по стране, но делал это нерегулярно. Но теперь все изменилось. Голубкина по этой части была куда большей докой (ее концертная деятельность насчитывала почти десятилетие, у нее и ставка была выше, поскольку она имела еще и музыкальное образование), поэтому Миронов целиком положился в этом вопросе на нее. И они стали выступать дуэтом. А вот от приглашений различных развлекательных телепрограмм Миронов категорически отказывался – считал, что это не его епархия. И только однажды дал согласие – стал полгода назад ведущим телепередачи «Театральная гостиная». Что касается остальных приглашений «засветиться» в «ящике», то здесь Миронов был непреклонен. Давая интервью газете «Советская культура» (номер от 8 августа 1975 года), он заявил следующее: «Когда я был помоложе, мне предлагали участвовать в развлекательных передачах. И я позволял себе выходить на телеаудиторию с недостаточно серьезным материалом, юмором без Знака качества, что ли. Понимать это и чувствовать ответственность начал позже.
Например, в передаче «Артлото» не участвую, потому что считаю: песня может прекрасно звучать в сюжете, помогая более емкому раскрытию образа, но намурлыканная под музыку, без контекста, актером, не имеющим специальной вокальной подготовки, она ничего не дает ни ему, ни зрителям…»
И все же, как и в браке с Градовой, Миронов позволял себе и в этом случае заводить интрижки. Впрочем, тогда он еще не был официально расписан с Голубкиной. Причем романы он заводил даже со своими бывшими пассиями. Видимо, так ему было легче – не надо было долго обхаживать жертву. Например, в августе 1975 года Театр сатиры отправился с гастролями в Алма-Ату и там у Миронова вновь вспыхнул роман с Татьяной Егоровой. В труппе этому уже никто не удивлялся: даже несмотря на то что все знали о недавнем переезде Миронова к Голубкиной, все так же хорошо знали и Миронова – жить с одной женщиной у него никак не получалось. Что касается самого Андрея, то он, несмотря на то что был хорошо осведомлен о том, что у Голубкиной есть в труппе добровольные осведомители, даже не подумал скрывать свой роман (его Илья из «Повторной свадьбы» хотя бы маскировался). И практически в первый же день оставил Егорову у себя в номере. А потом везде появлялся вместе с ней: в ресторане, в бассейне, на стадионе «Медео». Помешать этому пытался Александр Ширвиндт, которого связывали с Голубкиной приятельские отношения еще до его встречи с Мироновым. Но эта попытка не увенчалась успехом. Более того, своими действиями Ширвиндт навлек на себя гнев Егоровой. Как-то в середине дня она с подругой явилась к нему в гостиничный номер под видом примирения, но вместо этого взяла и плеснула ему в лицо коньяком. Завязалась потасовка, о которой в тот же день узнала вся труппа. Однако на отношениях Миронова с Егоровой этот скандал никак не отразился. Самое удивительное, но когда 17 сентября Театр сатиры вернулся в Москву и Голубкиной рассказали об этом романе, она восприняла эту новость… спокойно. И закатывать скандала не стала. Это была ее принципиальная позиция: она могла закрыть глаза на отдельные грехи своего возлюбленного, уверенная в одном – что главной женщиной для него все равно остается она (помимо его собственной мамы, естественно). Именно эта позиция и позволит Голубкиной дольше всех женщин прожить рядом с Мироновым.
Мы уже говорили о том, что Голубкина всегда была человеком практичным. И к своим отношениям с Мироновым она подходила и с этой стороны тоже. Брак с ним не только льстил ее самолюбию, но и помогал «сводить концы с концами» – хорошо зарабатывать. Вдвоем они составили весьма популярный актерский тандем, который всегда шел на ура в любой части страны. В год они давали более сотни концертов, и платили им по высшим ставкам. Иной раз Миронов даже съемки срывал, ставя концертные гонорары выше киношных. Так, например, случилось в конце ноября 1975 года, когда звездная чета выступала с концертами в Тбилиси и задержалась там дольше, чем надо. В итоге по вине Миронова были сорваны съемки телефильма «Небесные ласточки», где он играл главную роль – Селестена/Флоридора. 28–29 ноября киношники во главе с режиссером Леонидом Квинихидзе собирались снимать эпизоды в декорации «театральная сцена» с участием Миронова-Селестена, но в итоге группе был записан простой.
Кстати, за участие в этом фильме Миронову перепадет гонорар в размере 2625 рублей. Таким образом, он обойдет по этой части всех своих коллег по съемкам, поскольку актерскому составу начислят следующие суммы: И. Нинидзе – 1 290 руб., С. Захарову – 1175 руб., Л. Гурченко – 1050 руб., А. Ширвиндту – 900 руб.
Кстати, концертная и театральная деятельность напрочь отбивала у Голубкиной охоту сниматься в кино. Например, после киноэпопеи «Освобождение», которая вышла на экраны страны в 1970–1971 годах, она в художественных фильмах больше не снималась. И соглашалась только на съемки фильмов-спектаклей. Таких на ее счету в первой половине 70-х было три: «Господин Пунтила и его слуга Матти» (1974, Ева), «Бенефис Ларисы Голубкиной» (премьера по ЦТ 21 октября 1975 года, главная роль – Элиза Дулиттл) и «Военные сороковые» (1975).
Впрочем, в 1976 году Голубкина имела шанс вернуться в большой кинематограф – ее хотели взять на главную роль в советско-румынский фильм «Мама» (на роль Козы). Но в дело вмешалась Людмила Гурченко. Как мы помним, в 1961 году Голубкина перехватила у нее роль Шурочки Азаровой в «Гусарской балладе», и вот теперь настала очередь Гурченко взять реванш. Узнав о том, кого именно взяли на роль Козы, Гурченко заявила: «Всякие тут из театра будут приходить! В кино должны играть киноактеры!» А она тогда была в фаворе, и поэтому спорить с ней не стали. И утвердили на главную роль, причем ради нее она отказалась от участия в фильме Никиты Михалкова «Неоконченная пьеса для механического пианино». Вот каким сильным было у нее желание перебежать дорогу Голубкиной. Но история на этом не закончилась.
На съемках «Мамы» Гурченко получила тяжелую травму – ей сломали ногу (на актрису упал клоун Олег Попов, когда они снимали эпизод с коньками на льду). И Голубкина решила навестить коллегу в больнице. Но лучше бы она этого не делала. Судя по всему, у нее были благие намерения, но Гурченко расценила этот визит как издевку: дескать, ну что – довыступалась? В итоге едва Голубкина переступила порог больничной палаты и стала за что-то Гурченко хвалить, как та заявила: «А тебя, б…, кто спрашивает?»
