Вспоминает Мария Голубкина: «…Это случилось накануне моего восьмого класса. Страшно, когда отец умирает внезапно. Это же не то что болел, болел и умер, к чему уже все готовы. А тут мне 14 лет, и такой страшный стресс… Так случилось, что мы все были в Прибалтике на тех гастролях: и мама, и бабушка, и Катя Градова с Машей. Потом папа два дня был в больнице, и все вокруг бегали. Вообще никто не ожидал такого расклада, и первая реакция – удивление. Потом похороны, потом девять дней, потом 40. Я не помню, как переживала мама, плакала ли она, но я плакала. В тот момент пришло осознание, что детство закончилось. Со смертью папы наша жизнь с мамой изменилась, конечно. Было детство, был кто-то, кто тебя все время гонял чистить зубы, делать уроки, а теперь этого не стало… В результате я, кстати, после восьмого класса осталась на второй год. Причем добровольно. Сама так решила: что мне хорошо бы еще поучиться…»
Когда пришло время выбирать кладбище, все близкие и друзья Миронова сошлись во мнении, что это должно быть Новодевичье кладбище. Но даже учитывая огромную популярность Миронова, сделать это было нелегко. Александр Никитин сразу предупредил об этом Голубкину. Тогда она прямо из его кабинета по «вертушке» позвонила тогдашнему министру обороны Дмитрию Язову. Тот пообещал быть «толкачом» в этом вопросе. Но у него ничего не получилось. Через несколько минут он перезвонил Голубкиной и сообщил, что эта проблема замыкается на первом секретаре МГК Борисе Ельцине, а того сейчас нет в Москве – он в служебной командировке. Спустя некоторое время с Голубкиной связался председатель Комитета по культуре Москвы Игорь Бугаев и сказал, что есть решение Моссовета: похоронить Миронова на Ваганьковском кладбище. Голубкина в сопровождении нескольких друзей и коллег отправилась на Ваганьку.
Учитывая огромную популярность Миронова, Голубкина обратилась к администрации кладбища, чтобы ее мужа похоронили на удобном участке. Например, рядом с церковью или около кулумбария. Но ей отказали, заявив, что свободных мест там нет. И никаких исключений, даже для такого человека, как Андрей Миронов, делаться не будет. В итоге свободным оказался участок, находившийся достаточно далеко от входа – 40-й.
Вспоминает Л. Голубкина: «Меня часто спрашивают, почему Андрея похоронили не на Донском кладбище, где лежит его отец. Дело в том, что на Донском могилы родителей отца и матери Андрея. И там места как такового не было… Вообще я не хотела хоронить Андрюшу на Ваганьковском кладбище. Хотела на Немецком или Новодевичьем. Но он был народный артист только РСФСР, а не СССР, не тянул на Новодевичье. Это было так сложно… Театр не помог. Кого я только не просила. Беготня какая-то была, суета бессмысленная. Ну для покойника это не важно, все делается для живых…»
Похороны А. Миронова прошли в Москве 20 августа. За пару часов до гражданской панихиды к моргу Института имени Склифосовского приехал Иосиф Кобзон, который привез белый смокинг. Он объяснил Голубкиной, что этот смокинг Миронов примерял перед отъездом в Ригу, он ему очень понравился и они договорились, что после его возвращения с гастролей смокинг будет его. Но Голубкина захотела, чтобы ее супруг в день похорон был облачен в черный смокинг.
Самое ужасное, но, как и в случае с Анатолием Папановым, труппа «Сатиры» в траурных мероприятиях не участвовала, хотя правительство Латвии выделило артистам самолет. Приехали всего лишь несколько человек, а остальных Плучек не отпустил, уговорив продолжать гастроли. А некоторые из артистов еще и концерты давали – деньги зарабатывали. Со стороны это выглядело дикостью. Из жизни ушли два прославленных артиста Театра сатиры, те, которые, собственно, и составляли гордость труппы, а коллеги по труппе даже не пришли на их похороны. Некоторые из ушедших «сатировцев» простить это Плучеку не смогли. Например, Зиновий Высоковский. По его словам: «Я ушел из Театра сатиры сразу же после смерти Миронова. Тогда в течение 10 дней не стало ни Папанова, ни Миронова. И, глядя на отношение руководства театра к этим событиям, я решил уйти.
Когда умер Папанов, театр находился на гастролях в Риге. Мне казалось, что в этот момент нужно отменить гастроли, приехать в Москву и отдать свой последний долг. Но гастроли продолжались. И Андрей Миронов играл творческие вечера вместо спектаклей, где был задействован Папанов. Потом, через несколько дней, умер Андрюша. Я не понимал: как же возможно – мир потерял двух таких людей! Мне казалось, что что-то должно измениться. Но театр жил своей жизнью, как будто ничего не произошло. А я уже не мог…»
Между тем, в отличие от актеров Театра сатиры, продолжавших свои гастроли, сотни тысяч москвичей проститься со своим кумиром пришли. Сначала к Театру сатиры, потом – на Ваганьку. Вспоминает Ф. Чеханков:
«Когда в день похорон Мария Владимировна зашла в театр, где на сцене уже лежал в гробу ее сын, зал страшно затих, словно притаился в ужасе. Все боялись, что сейчас что-то случится. Но ничего не случилось. Мария Владимировна молча села. И молча просидела всю панихиду. Потом нам признавалась: «Я бы рада заплакать. Я хочу заплакать! Потому что будет легче». Но заплакать не могла. Горда была очень, что ли? Заплакать при всех, всем продемонстрировать свое неутешное горе, свое странное, дикое сиротство и вызвать, не дай бог, чью-нибудь жалость – этого чувство собственного достоинства ей не позволяло. Поэтому никто не лез к ней с соболезнованиями, с сердобольными словами. И никто ее не жалел. Для нее жалость была бы самым страшным унижением. После смерти Андрея эта знаменитая женщина приобрела вторую трагическую славу – семидесятипятилетняя мать, которая пережила такого сына…»
Об этом же дне вспоминает и Г. Горин: «С ночи москвичи выстраивались в траурную очередь на Садовом кольце. Так уже было несколько лет назад перед Театром на Таганке, когда хоронили Владимира Высоцкого. Теперь – на площади Маяковского.
Тысячи людей… Огромнейшая толпа…
На Ваганьковском кладбище – огромное скопление людей. Андрея проносили мимо них… К его ногам летел водопад цветов. Люди плакали, как плачут по самому близкому человеку. А из толпы кто-то кричал: «Передние, отойдите, нам тоже хочется посмотреть!» Было и такое…
Люди есть люди, толпа есть толпа. Никого не хочу осуждать. Прощание неотделимо от прощения…
Прощание не кончается. И сегодня у его могилы на кладбище с утра до ночи стоят сотни людей. Как помочь им не стать толпой, как объяснить, что надо отойти или по крайней мере опустить глаза, когда сюда приходят мать и близкие?..
На мою долю выпала участь сопровождать его в последней поездке по стране. На всей тысячекилометровой трассе от Риги до Москвы работники ГАИ выбегали, чтобы отдать ему честь, на всем пути незнакомые люди молча склоняли перед ним головы.
ЛЮДИ, которых он так любил…»
Как ни странно, но телевидение, которому Андрей Миронов посвятил многие годы своей жизни, в те скорбные дни даже не вспомнило о всенародно любимом артисте. Ни в день похорон, ни в последующие дни и недели ни один из каналов ЦТ не показал ни одного фильма или телеспектакля с участием Миронова. И первыми, кто вспомнил о нем, оказались телевизионщики Лен ТВ: именно там 5 сентября, спустя почти три недели после смерти Андрея Миронова, показали один из лучших фильмов артиста – «Фантазии Фарятьева».
