– …Я еще тогда ему, помнится, сказал: смотри, Виталя, легкие деньги – штука рисковая, – староста тягостно вздохнул, – кабы с ними беды не нажить! Но он только посмеялся. Дескать, кто не рискует, тот не пьет шампанского! Вот и пришлось нам пить горькую на его поминках… До сих пор понять не могу – что там с ним приключилось такое? Его родители, хоть и сорок дней уже миновало, все никак не отойдут от того, что случилось. Хорошо, есть внук – он их держит, а то оба ушли бы следом за Виталькой.
– А как бы мне с ними увидеться? – спросил Лев, выслушав своего собеседника.
Тот в ответ лишь развел руками.
– Сегодня их дома нету – повезли внука в район к педиатру. Что-то мальчонка малость захандрил. Да еще и какой-то бабке хотят его показать. Все боятся, как бы не сглазили, как бы порчу не наслали…
На вопрос Льва – действительно ли Могильный лес таит в себе какие-то опасности и чего ради туда мог податься Резенцов, Крупный пояснил, что этот массив и в самом деле репутацию имеет более чем скверную. По местной легенде, в той самой низине, где нашли Витальку, когда-то очень давно похоронили местную ведьму.
Еще когда Лешакино было небольшой деревушкой в пару дюжин изб, на его окраине в землянке поселилась какая-то странная женщина. Она появилась неизвестно откуда. Промышляла тем, что лечила местных жителей травами да заговорами. А потом произошло нечто, весьма необычное – не прошло и года, к удивлению всех лешакинцев, ее взял в жены местный мельник Митрофан. Но их «счастье» было недолгим. Еще через год мельник погиб, говоря современным языком, в результате ДТП. Его лошади, до той поры смирные и послушные, отчего-то вдруг понесли, и Митрофан, вылетев из повозки, разбил голову о придорожный камень. В Лешакине тут же заговорили, что его «благоверная» – ведьма и что это она погубила мужа. Митрофанов дом тут же все начали обходить стороной.
Случилось это в середине лета, а ранней осенью в село из Москвы приехал старший сын Митрофана, работавший там приказчиком у богатого замоскворецкого купца. Он объявил, что дом и мельницу намеревается продать. Его младший брат смолоду ушел в монастырь, сам он продолжать дело отца не собирался, а тем более дарить невесть кому отеческий дом и его ветряк. Узнавшая об этом решении вдова мельника устроила скандал и объявила, что устроить продажу не позволит.
Тем же вечером у сына мельника, остановившегося на постой у дальней родни, началась непонятная горячка. Благо хозяйка, разбиравшаяся в травах, напоила его горьким отваром, и он хотя бы пришел в себя. Ближе к полуночи сын мельника вдруг почуял, что настают его последние часы. Однако вместо того, чтобы пойти к священнику исповедаться, он взял у хозяев бутылку керосина и спички и направился к отцовскому дому. Подперев входную дверь, он облил дом керосином и поджег.
Когда к горящему дому с ведрами и лопатами сбежались сельчане, он уже полыхал сверху донизу. Изнутри доносились отчаянные крики о помощи. А перед палисадником лежало бездыханное тело поджигателя. Лишь к утру пламя поутихло, а дом обратился в огромную груду раскаленных углей. Когда же назначенные старостой мужики разгребли пепелище, то у того места, где была входная дверь, они нашли обгорелые человеческие кости. Тут же на сельском вече решили, что на своем погосте их хоронить не будут. Собрав лопатами и граблями останки чужачки в крапивяный мешок, их волоком оттащили в глухую чащобу и там закопали неотпетыми в безвестной могиле.
– …Вот с тех пор тот лес и считался как бы проклятым, – завершил староста свое жутковатое повествование. – Но в это – кто верит, а кто не верит. Грибов там всегда в избытке, только не всякий туда пойдет. Виталька – тот ничего не боялся. Он туда всегда ходил. Ну, как видно, добралась она и до него.
– Вы верите в то, что это и в самом деле была ведьма? – спросил Гуров, едва сдержав усмешку.
– Лев Иванович, если честно, то я не знаю, что об этом думать… – его собеседник энергично пожал плечами. – Так-то, конечно, не верю – родились-то мы и выросли при социализме, воспитаны на атеизме. Но в глубине души отчего-то все равно есть какое-то беспокойство. Какой-то червячок сомнения все равно ее точит, потому что бывает немало таких происшествий, которые теми же законами Ньютона или этого… – как его? Кулона, что ль? – не объяснишь…
«Черного археолога» Макса Крупный помнил, хотя видел всего несколько раз. По его словам, это был «фитиль» баскетбольного роста, пронырливый и бесцеремонный. Собственно говоря, это не Виталий прибился к Максу, а Макс его подбил на «археологию», поскольку ему нужен был человек, хорошо знающий всю здешнюю округу. Трудно сказать, находили они что-нибудь или нет, но с некоторых пор у Резенцова и в самом деле появились хорошие деньги. Правда, он ими не сорил, не бахвалился, но в Лешакине знали, что Виталька купил для невесты обручальное золотое кольцо с бриллиантом. Ходили слухи, что Макс и Виталька нашли-таки графский клад, вот отсюда у них и «поперло».
– Кстати, о графских сокровищах… – слушая старосту, задумчиво заговорил Гуров. – А вот вы как считаете – они и в самом деле существуют или это деревенские байки? И еще, чисто из любопытства… Он, вообще, куда делся, этот Замолотский? Мне рассказывали, что он умер в восемнадцатом. И что случилось с домом, раз от него остались одни руины?
Рассмеявшись, Крупный провел по лицу ладонью и, махнув рукой, сокрушенно вздохнул.
– Сокровища, сокровища… – произнес он с оттенком сарказма. – Мне почему-то думается, что это выдумка. Кто их только не искал! Про местных я уже и не говорю – почитай, каждый второй лазил, рыскал и шастал. А еще всякие эти краеведы, копатели, «черные археологи», залетные авантюристы… Одни даже приперли какой-то особенный эхолот. Не нашли подземелий. Лозоходец бегал с ивовой рогулькой – впустую… И все, как один, охают: да как их найти, эти сокровища, если на них лежит колдовское проклятие?!
Про самого графа, как и всякий здешний житель, староста наслышан был с преизбытком. В том числе и про его последний день жизни. По словам Крупного, графа никто не хоронил. Когда чекисты в поисках сокровищ обошли все его поместье, то напоследок снова заглянули в спальню. Однако тела Замолотского на месте не было. Решив, что, вполне возможно, здесь тайком успел побывать кто-то из слуг графа, который и унес покойника в другое место, они отбыли к месту назначения. Но на самом деле, уверяли старожилы, после смерти Замолотский превратился в огромного ворона.
С домом тоже произошла не вполне объяснимая история. Ровно через тринадцать дней после смерти графа, ночью, во время сухой грозы в его дом ударила молния, из-за чего поместье сгорело дотла. Самым удивительным в случившемся рассказчик видел то, что здание было полностью каменным, а деревянными были лишь двери, полы, перекрытия да оконные рамы. Но горело оно как свечка, сверху донизу, с треском и грохотом. К утру от усадьбы остались лишь дымящиеся руины.
Сгорела даже конюшня, из которой конюх, в последний момент подоспевший к пожарищу, просто чудом успел выпустить лошадей, обезумевших от гибельного ужаса. Куда девались вороные – так никто и не понял. Лесник, которого донимал комбед на предмет передачи ему графского конепоголовья, клялся и божился, что выпущенные им кони умчались вообще неведомо куда. По мнению старосты, насмерть напуганные кони могли убежать очень далеко, где стали добычей или цыган, или конокрадов.
