– Ребята, – сказал я. – Дорогие в буквальном и переносном смысле Степа и Всеволод. Шесть лимонов четыреста тысяч рублей – это очень неплохие деньги. Равно как и сто шестьдесят тысяч евро. И первое, о чем я хочу вас попросить: никому и никогда не говорить о том, откуда такие бабки у вас появились. Иначе придут серьезные дяденьки и попросту отберут деньги…
– Ну это само собой, – ответили «дорогие» ребята, заулыбавшись. – Даже если бы ты не предупредил, мы бы все равно не сказали.
– Хорошо, – констатировал я и продолжил речь, обведя взглядом своих благодарных слушателей: – Кроме того, вы в течение текущего года не тратите эти деньги на приобретение дорогих автомобилей, золота-бриллиантов и прочего барахла. И даже не помышляете об этом. Ибо крупное приобретение может броситься в глаза, точнее, обязательно бросится в глаза… И тогда сам собой встанет вопрос: а откуда у этих ребят такие деньжищи? Повторяю: никаких крупных трат. Потерпите, будьте благоразумны. Кроме того, евро постоянно растет в цене, так что если они будут просто лежать у вас в загашнике, это будет значить, что вам капает неплохой пассивный доход. Ни за хрен! То есть доход за то, что ваши деньги просто лежат. И это второе условие, которое всем нам надлежит обязательно и неукоснительно соблюсти. Договорились? – Я снова обвел взглядом свою аудиторию.
– Договорились! – ответили мне ребята почти хором.
И мы договор блюли обязательно и неукоснительно. Я даже забыл на время, что являюсь обладателем суммы в сто шестьдесят тысяч евро. И вспомнил о ней только под новый одна тысяча пятнадцатый год, когда решил сделать Ирке дорогой подарок.
К тому же мои прогнозы насчет гарантированного роста евро сбылись. Через год, в мае две тысячи четырнадцатого, евро стали стоить сорок семь рублей с копейками, и наши капиталы в рублевом эквиваленте стали равняться семи с половиной миллионам рубликов. Медленно, но вполне уверенно курс евро продолжал расти.
Первым не выдержал Сева. Он купил себе «Мерседес» за полтора миллиона рублей, говоря всем, что взял машину в кредит. Затем уже Степа обменял двухкомнатную квартиру на трехкомнатную, доплатив сто десять тысяч евро и оставив пятьдесят штук на «черный день». Я был самым стойким и распечатал евро только в декабре две тысячи четырнадцатого, поменяв в банке тысячу. Когда евро стоили уже почти семьдесят рублей. И купил Ирине подарок на Новый год: золотое кольцо с крупным изумрудом в обрамлении бриллиантов за сорок восемь тысяч рублей. Так что двадцать тысяч рублей с лишком от штуки евро у меня даже и осталось. А мой капитал в рублевом исчислении составлял уже не шесть миллионов четыреста тысяч рублей, а что-то около одиннадцати миллионов двухсот тысяч рублей. Что, несомненно, не могло не радовать.
Так что деньги у меня в кармане имелись. Две штуки евро. И рассчитаться с Иваном Лошаковым я мог тотчас по принесении им копии медицинского заключения…
* * *
– Вот, – сказал Лошаков, протягивая мне копию медицинского заключения о вскрытии трупа Анны Чекулаевой.
Он так и не пригласил меня в квартиру, и пока он ходил за копией, я стоял на лестничной площадке и ждал.
– А что там на словах? – спросил я, забирая бумагу.
– А что там касательно моего гонорара? – в свою очередь, спросил Иван Лошаков. – Чтобы сделать копии, мне тоже пришлось кое-кому заплатить, ведь дело-то это давно лежит в архиве. Его даже посмотреть не так-то просто, не то что сделать копию…
– В евро вас гонорар устроит? – спросил я.
– Устроит, – чуть подумав, ответил Лошаков. И добавил: – А по какому курсу?
– По сегодняшнему, – ответил я.
– Хорошо, – согласился Лошаков и принялся следить за тем, как я отсчитываю сотенные купюры евро.
– Вот, – сказал я, передавая судмедэксперту пачку евро, равную по курсу (даже немного больше) двум тысячам долларов США.
Лошаков принял деньги, пересчитал и удовлетворенно хмыкнул.
– Так что там на словах? – снова спросил я.
– Ну что на словах, – произнес Лошаков. – Скажу вам то же самое, что говорил вашему другу Нехватову: первый удар нанесен жертве сзади, в височную часть. Он не был смертельным, но после него жертва потеряла сознание и упала. Потом последовало еще шесть ударов молотком в затылочную часть, когда жертва уже лежала. Все они были несовместимы с жизнью. – Лошаков замолчал, с любопытством поглядывая на меня.
– Я полагаю, что это, однако, не все, – без всякой вопросительной интонации произнес я.
– Вы правы, – согласно кивнул Лошаков. – Учитывая характер раны, имеющейся в височной части черепа жертвы, удар был нанесен сбоку и несколько снизу. А это значит, что нападавший был небольшого роста, не более ста шестидесяти двух – ста шестидесяти пяти сантиметров, поскольку жертва имела рост сто семьдесят два сантиметра…
– А Павлов какого роста? – быстро спросил я.
– Он выше ста восьмидесяти сантиметров, – ответил Лошаков. – И либо не он нанес первый удар, либо он согнул колени, присел и нанес удар в таком вот неудобном для него положении, – Лошаков для наглядности согнул колени и слегка присел. – Но это маловероятно, – выпрямился он. – Да и удар в таком положении его тела не мог получиться достаточно сильным, что было совсем не на руку убийце, рассчитывающему все сделать тихо. Жертва могла начать кричать, возможно, отбиваться.
– Значит, это не Павлов убил Анну Чекулаеву? – сделал я, на мой взгляд, единственно правильный вывод.
– Я этого не говорил, – посмотрел на меня Лошаков. – Я сказал только, что первый удар в височную часть черепа нанес человек ростом не выше ста шестидесяти пяти сантиметров.
– Но убийца ведь был один, верно? Что говорили криминалисты по этому поводу? – задал я новый вопрос.
Лошаков замялся и скосил взгляд. Я полез в бумажник, подаренный мне Ириной на Новый год (я с ним уже не расставался), и достал еще сотенную купюру евро.
– Да, убийца был один, – ответил судмедэксперт. – На это указывали характер нанесения ударов и само орудие убийства, на котором были только одни отпечатки пальцев.
– Ну если Павлова подставили, то на молотке никаких отпечатков пальцев, кроме его, и быть не могло, – заметил я и спросил: – Еще у вас есть что-нибудь, что мне сказать?
– Нет, – немного подумав, произнес Лошаков.
Естественно, если бы у него было еще что мне сообщить, то он не преминул бы это сделать, в надежде получить еще сотенную. Значит, сказать и правда было больше нечего.
– Тогда до свидания, – буркнул я.
– До свидания, – сказал Лошаков и скрылся за дверями своей квартиры.
Я немного постоял, переваривая услышанное, затем нажал кнопку вызова лифта. Полученную копию медицинского заключения я аккуратно сложил вчетверо и положил в карман. Похоже, это был тот самый документ, который вместе с другими бумагами находился в «дипломате» Нехватова и который он не донес до адвоката Самсона Яковлевича Бавыкина. Документ, которого так испугался настоящий убийца Анны Чекулаевой. Что ж, теперь уже я донесу сию бумагу до адвоката. И она, может быть, поможет направить дело Павлова на доследование и найти настоящего убийцу ростом сто шестьдесят два – сто шестьдесят пять сантиметров. Кстати, Валентин Чекулаев отнюдь не показался мне высоким…
