– Наверное. Но в таком же ракурсе и по той же причине. Но надеюсь, я никогда не стану перед таким выбором.
– Я бы не зарекался.
– Я тоже, – вынужденно согласился старший прапорщик.
Он взглянул на часы, будто куда-то опаздывал.
«С командировками надо завязывать, – мелькнула мысль. – Фёдор прав, когда-никогда всё случается. Везение не может длиться вечно».
Глава 11
Этот выход оказался тяжелым. Пришли под утро. Вымотались и физически и морально. Сдали оружие, помылись, завалились спать. Но не прошло и четырёх часов, как появившийся в палатке дневальный громко оповестил:
– Первая, вторая группы – подъём!
– Какого хрена? – раздались сонные недовольные голоса.
– БР (боевое распоряжение) пришло, – сообщил дневальный. – Ротный сказал собираться по-быстрому. Вставайте.
– Чёрт! – выругался Ефимов. Сел и некоторое время сидел, прогоняя сонное оцепенение, затем свесил ноги с нар и соскользнул в тапочки. Окинув взглядом своё, не желающее просыпаться войско, негромко, скорее попросил, чем скомандовал:
– Парни, вставайте. – И командиру: – Виталий Кириллович, подъем.
– Что такое? – отозвался Масляков, видимо, пропустивший слова дневального мимо ушей.
– На задачу.
– Это что, шутка?
– Какая к хренам шутка?! – выругался выползающий из-под спальника Боровиков. – БР пришло.
– Задолбали, суки…
– Да пошли они все…
– Да только пришли…
– Пусть сами идут…
Ругаясь, разведчики тем не менее сползали со своих лежанок и пока ещё медленно начинали собирать имущество.
Через полчаса, матерясь, со стороны ПХД показались рядовые Дикуль и Ларин. У обоих со всех сторон торчали полуторалитровые пластиковые бутылки, что, в общем-то, было нормально: нужда заставляла запасаться водой по самую крышу. Ненормальным было то, что они оказались пустыми.
– Что случилось? – Ефимов шагнул им навстречу.
– Да нам воду на ПХД налить не дали.
– Не понял? – «завёлся» с полоборота Ефимов.
– Товарищ старший прапорщик, мы начали набирать, а нам – «нечего воду лить…».
– И кто это сказал? – В голосе Ефимова появилась угроза. Давно появившееся желание набить кому-нибудь морду «выплыло» с новой силой.
– Прапор – начальник ПХД и Крутицкий. Гады! – Дикуль сплюнул на вытоптанную от травы землю. – Мы им…
Не дослушав, Ефимов рванул в направлении ПХД.
Около одной из палаток едва ли не в обнимку стояли зампотыл Крутицкий и начальник ПХД Савин.
– Мужики, вы что, совсем охренели? – без предисловия начал Ефимов.
– Михалыч, ты чё? Ты чё? – испуганно вытаращился на него начальник ПХД.
Но Ефимов не слушал:
– Пацаны с БЗ не вылазят, а вы им воды зажали?! Они сегодня только пришли, а через два часа опять на задачу, – глядя в растерянные лица тыловиков, выпалил Ефимов. – Вы предлагаете им воду самим рожать?
– Да мы ничего, – виновато развёл руками Савин и слегка попятился.
– Почему моим ребятам воды не дали налить? – слегка остудил свой пыл Ефимов.
– Нас не так поняли, – заверил зампотыл, разведя руками.
– Мы сказали, – капитан Крутицкий завертел головой по сторонам, будто ища доказательства своих слов, – чтобы в бутылки не наливали, проливается много. Воды в бочке мало осталось, – пояснил он.
– Пусть с флягой приходят, – попросил Савин, – и набирают сколько надо.
– Ты, Михалыч, не подумай… – начал было капитан, но Ефимов только махнул рукой.
– Ладно, проехали, – и, развернувшись, направился к своей палатке. По дороге, подумав, что следует уточнить у ротного некоторые вопросы, бросил всё ещё стоявшим в ожидании Дикулю и Ларину:
– Берите флягу и набирайте сколько надо, – и «нырнул» в палатку с канцелярией.
– Здорово, Михалыч! – чересчур бодро поздоровался находившийся там Корнухов. Он сидел напротив вперившегося в компьютер старшины. – К задаче готовы? – Веселье Корнухова было непонятным.
И эта весёлость, и эта показная бодрость вывели из себя и без того сердитого на весь белый свет Ефимова.
– Готовы? Да мы только пришли! Люди устали! Через день на БЗ! Кормят кое-как, с водой проблемы. Быт никакой. Вы бы хоть что-нибудь для них сделали! Хоть в чём-то отстояли их интересы! Построить и «найти недостатки», на большее тут, – Ефимов кивнул в сторону палаток отрядного руководства, – никто не способен.
– Михалыч, ты что? Михалыч? – задёргался огорошенный комбат, а Ефимов продолжал:
– Вы что, не понимаете? У нас каждый раз вернуться шанс пятьдесят на пятьдесят! Нам пока просто везёт. Я об этом знаю, и парни тоже наверняка догадываются, но идут, делают. А вы? Вы даже с этими чёртовыми бронежилетами никому ничего доказать не можете! Задачи космические! Чёрт побери, парням хоть что-то надо дать! Не можете откреститься от дебильных задач, хотя бы организуйте нормальную кормёжку! Сезон овощей, а на столе даже лука нет! Желудки у многих болят, а мух в туалете потравить не судьба!
– Это к медикам, – брякнул Корнухов.
– А медиков я застраивать должен?
Комбат смолчал, а старшина, оторвавшись от игры в танки, с разинутым ртом пялился на вышедшего из себя Ефимова.
– К чёрту! Всем всё по фигу. А они, – теперь Сергей кивнул в сторону палатки с личным составом, – такие же люди! Им тоже хочется жить. И жить в нормальных условиях. С человеческим отношением к себе.
– Михалыч, я понимаю, у тебя тоже нервы не железные…
– Нормальные у меня нервы! – рявкнул Ефимов. – Только не надо путать: одно дело ППД (пункт постоянной дислокации) или мирные учения, другое – то, что происходит сейчас. Оглянитесь – война рядом, блин! Сколько у нас «двухсотых»? Семеро?! А вы ведете себя так, будто кругом мир или рискуете вы, а не простые разведчики. Вы хоть что-то для них сделали? Мы сколько тут находимся? А вода для питья до сих пор техническая! Нормального питания нет! – Ефимов повторялся. – И везде так. А-а-а, что говорить, всё попусту! – Ефимов в сердцах махнул рукой и, не дождавшись ротного, вышел на улицу.
Огорошенный Корнухов, словно пригвожденный к стулу, остался сидеть на месте. Ушёл он минут через пять, а через полчаса взволнованный Виктор Юрьевич рассказывал возвратившемуся ротному:
– Я ошизел! – Старшина завертел глазами. – Влетел разъяренный Михалыч и давай на комбата ругаться, причём матом.
– Я матом? – откинув полог, в палатку вошёл Ефимов.
– Ага, – довольно прищурился Виктор Юрьевич.
– Да не матерился я! – запротестовал Сергей, он и в самом деле не помнил подобного, искренне считая, что матерных слов в его «зажигательной» речи не было.
