– Я давно учуял их приближение, и когда они подошли достаточно близко, счел, что лучше им меня не видеть – иначе как бы я смог помочь тебе, насаженный на копье, словно вьюн на вертел?
– Разумно.
Поляна была украшена восемью телами. Насколько Элиен помнил, по меньшей мере трое из них еще были живы и в язык не ранены. Виду они, конечно, не подавали. Лежали как жуки-притворщики.
Элиен подошел к одному из них, которому он перебил ноги древком копья, и, ткнув мечом в шею, предложил:
– Поговори со мной, иначе больше уже ни с кем не поговоришь.
Вместо ответа, стердогаст ловко отбил меч от своего горла левой рукой и, перевалившись на бок, попытался достать Элиена кинжалом. Элиен небрежно парировал его слабый удар и сразу же зарубил необщительного стердогаста.
Настал черед следующего, с пробитым бедром. Тот был, похоже, действительно без сознания – возможно, с перепугу, – потому что Элиен не смог расшевелить его, даже уколов мечом в открытую рану.
Оставался третий, с распоротым животом. Элиена, однако, опередил Герфегест.
– Следи, чтобы он не дергался, – попросил он Элиена и присел над раненым на корточки.
Герфегест подложил левую руку стердогасту под затылок, а пальцами правой ткнул ему в горло. Раненый открыл глаза и смешно ойкнул. “Душит он его, что ли?” – в недоумении подумал Элиен.
Герфегест глухо зашипел, глядя прямо в бессмысленные глаза стердогаста, и спустя некоторое время спросил:
– Как вы попали сюда?
– Две птицы, – ответил стердогаст в той же манере, то есть немного пошипев, прежде чем заговорить.
– Кто послал вас?
– Человек, как птица. Птица, как человек.
– Кто ему был нужен?
– Убийца Эрпореда.
– Живым?
– Да.
– Ты умираешь.
– Я знаю.
– Уходи спокойным.
Герфегест убрал руки. Голова стердогаста безвольно упала. Суровое лицо воина было безмятежно, маска боли покинула его навсегда.
* * *
Плот все-таки отыскался, хотя Герфегест клялся-резался, что оставлял его шагов на сто выше по течению.
Кони долго не хотели заходить на плот. Крум, который был приучен преодолевать реки вплавь, видимо, считал плот оскорблением своего высокого конского достоинства. Кобыла Герфегеста, по его собственным уверениям, пересекала Орис на плоту несчетное число раз, но сейчас почему-то заартачилась.
Герфегесту пришлось долго уговаривать ее, нашептывая на ухо какие-то грютские не то стихи, не то заклинания – Элиен толком не понял. Наконец кобыла поддалась его уговорам и нехотя ступила на замшелые бревна. За ней, чтобы не ударить мордой в грязь, последовал Крум.
Элиена не покидал неприятный осадок, оставшийся после стычки со стердогастами. Во-первых, Харрена и Ре-Тар – древние союзники, и не пристало северянам рубить друг друга по указке кутах, а в том, что стердогасты сносились с кутах и Серебряными Птицами, о которых рассказывал Леворго, сомневаться не приходилось. На это недвусмысленно указывали слова раненого, а Герфегест утверждал, что в его руках говорит правду и только правду даже Первый Церемониймейстер Ре-Тара.
Во-вторых, Элиен был нужен им живым. Это, конечно, спасло ему жизнь, но не могло йе вызвать удивления. Зачем стердогастам, которые, конечно, действовали по наущению Урайна, понадобился живой Элиен? Не за тем ли, зачем в конце прошлой осени был пленен секретарь варанского посольства, его Брат по Слову, Шет окс Лагин?
А зачем Урайну Шет? Если бы Элиен не продолжал скрытничать перед Герфегестом, он не задумываясь задал бы эти вопросы раковине, а так приходилось перекатывать их на языке, как вываренные в меду орехи, только сладости в них не было никакой. Эти орехи были выварены разве только в собачьей желчи.
* * *
Плот степенно раскачивался на водах могучего Ориса. Луна – усохший цветок Солнца – заливала землю ровным белесым светом. Северный берег почти скрылся из виду, южный медленно приближался.
Шесты уже давно не доставали дна, но Герфегест успокоил Элиена, сказав, что они попали в правильное течение и скоро их вынесет к месту, где будет помельче, и тогда они спокойно выгребут к берегу.
Крум и лошадь Герфегеста продолжали волноваться. Стоило большого труда упросить их лечь и успокоиться. Плот был сделан добротно, но все-таки рассчитан на меньший вес. Поэтому вода иногда перекатывалась через бревна, усиливая ощущение неуюта и шаткости их положения.
Элиену припомнились слова Гаэт, произнесенные устами Теллы перед расставанием: “Бойся медленноструйного Ориса. Бойся тихой воды под замшелыми бревнами”.
Время шло, а шесты никак не находили себе опоры в вязком донном иле.
– Странно, – заметил Герфегест, пристально глядя на юг. – Мы должны были приблизиться к берегу, потому что течение здесь идет немного наискосок, но мы, похоже, остаемся посередине реки.
“И таким образом, постепенно отклоняемся от Знака Разрушения”, – с тревогой подумал Элиен. Сила Ориса велика, ночь длинна, а шест – не весло, им до берега не догребешь. Уж не стоит ли плюнуть на все и броситься вплавь? А то ведь можно встретить рассвет и в Нелеоте.
Элиену стало не до лишней скрытности. В конце концов, Герфегест и так, судя по всему, знает куда больше, чем говорит. Если он узнает еще что-то, то можно быть уверенным, что он не станет делиться своим знанием с первым же встречным забулдыгой.
Элиен достал раковину.
– Память о ловкой любовнице? – ехидно спросил Герфегест. Зоркий у него глаз. Казалось ведь – смотрит на юг.
– Что-то вроде этого, – кивнул Элиен. Ему показалось, что раковина слегка вибрирует в его руках. Он поднес ее к уху.
– Наконец-то, я уж думала, не докричусь, – шумно вздохнула раковина. – Внизу, под плотом…
Элиен не дослушал.
Потому что в это время плот провалился на два локтя в воду, словно чья-то невидимая рука схватила его снизу и повлекла в непроглядную пучину Ориса. Потом плот был отпущен и шумно вылетел на поверхность воды.
– Сыть Хуммерова! – заорал Герфегест. Как видно, и ему не был чужд страх.
Перепуганные насмерть кони бросились в воду. Элиен не устоял на ногах и основательно ушиб левое колено. К счастью, он остался на плоту, но его шест упал в реку.
– Крум, назад! – крикнул Элиен. Безо всякого результата. Кони плыли к южному берегу.
И в этот момент из воды поднялось мерцающее нечто. Элиен не успел разглядеть его в неярком свете луны, а нечто уже оседлало Крума и, непостижимым образом развернув коня, направило его назад к плоту.
Это был не человек, но кошмар человека, его страшный сон, то, что оставляет после себя недобрая душа утопленника. В руках у призрака было что-то похожее на шест. Призрак, казалось, всасывает в себя воду, обретает какое-то колдовское подобие плоти, и то же самое происходит с его шестом.
