Но тот – юркий, как ящерица, – вывернулся и быстро отскочил к дверям. Шет со стоном боли и отчаяния уронил голову на подушку.
– Мое имя Синфит, – повторил лекарь и вышел.
Когда дверь за ним закрылась, Шет закрыл глаза. Он почувствовал, как жар его тела отступает перед холодом комнаты. Его охватил первозданный ужас при мысли, что вскоре его рукам суждено стать такими же холодными, как и камни цитадели Урайна.
Он, Шет, не падет с мечом в руках под грохот корабельных барабанов, не умрет в семьдесят лет от любовного восторга над атласнокожей южанкой, а сдохнет, как паршивая шавка. Тело молодого варанца сгниет раньше, чем семя его души освободится от оков плоти и, как говорят северяне, вознесется в поля Святой Земли Трем.
Наверное, чтобы отсрочить этот момент, Шет с трудом расправил и натянул на себя багровое, с изумрудной каймой покрывало из нежного варанского атласа, в котором он конечно же не мог не узнать отвергнутый позавчера плащ. Урайн подобрал ключ к воле Шета.
Он чувствовал жгучий стыд и хотел умереть. Он чувствовал первое облегчение за двое суток и не хотел еще раз испытать ужас бесчестной смерти. Тяжелые, свинцовые волны океана бились о борт корабля, уносящего все его мысли, желания, сны, воспоминания и чаяния в Святую Землю Трем.
Смерть бестолкова, словно слепой котенок. Шету хотелось вписать еще несколько достойных строк в геду своей жизни, но на это уже не было ни сил, ни желания.
Часть третья
СЕВЕР
Глава 12
ПОВЕЛЕВАЮЩИЕ ТРАВАМИ
562 г., первая неделя месяца Эюд
Карта не лгала Элиену – ее правдивость подтверждалась самой природой. Элиен быстро нашел ориентиры, которые были даны ему на карте в полосе зеленых кудряшек между синевой моря Ноторов и угрожающей серо-желтой плямой пустыни Легередан.
Лес, покрывавший побережье, был влажным и густым. Элиен шел по едва заметной тропке, которую он принял за звериную. Впрочем, он не исключал возможности того, что она была проложена людьми.
Элиен знал, что шествует землями ноторов. Также ему было известно, что этот народ немногочислен и дик. По крайней мере, именно так отзывался о них Сегэллак, когда в свое время рассказывал ему о землях, соседствующих со стылыми песками пустыни Легередан.
Сегэллак говорил, что ноторы не имеют городов, а стало быть, и государства. Однако народ этот славен своими знахарями и колдунами, которые при всей дикости своих сородичей некогда могли тягаться с самыми искушенными жрецами Гаиллириса.
Элиен помнил, что судьба наделила дикий народ ноторов способностью понимать язык трав и деревьев и что, не будь у них этого дара, они давно вымерли бы, не в силах противостоять нездоровому климату этой местности и подступающим с севера пескам Легередана.
Но ни одного поселения, ни одной крохотной деревеньки ноторов Элиен не примечал, хоть и смотрел во все глаза. Он не исключал, что, возможно, его-то ноторы как раз приметили, но, будучи боязливыми от природы, сделали все необходимое для того, чтобы оставаться в тени.
В пользу этого свидетельствовали кое-какие знаки, которые Элиен обнаруживал, продвигаясь вперед. К их числу относились, например, угли свежего костра и блеяние коз, которое однажды ему удалось слышать в отдалении. Козы не смогли бы выжить в таком лесу без помощи человека, ибо тут же стали бы добычей хищников, чьи горящие жаждой крови глаза окружали Элиена в ночное время.
– Каких опасностей следует остерегаться здесь в первую очередь? – спросил Элиен у раковины Леворго.
– Трав и деревьев, кустов и лиан, – ответила раковина, лаконичная, как всегда.
Элиен не понял, что имеется в виду. То ли следует полагать, что за каждым кустом таится опасность, то ли сама растительность является опасной. Но в каком смысле опасной? Ядовитой? Плотоядной?
* * *
Как Элиен и предполагал, влажный лес становился реже, всем своим видом намекая на близость пустыни Легередан. Следующий участок Знака Разрушения проходил как раз через пустыню, и это, мягко говоря, не радовало.
Пески Легередана в северной поэзии снабжались устойчивыми эпитетами “коварные”, “непостоянные”, “стылые” и “хищные”. Считалось, что без искушенного проводника пески не одолеть – каждый неосторожный шаг мог стоить жизни.
Мнимая равнина Легередана на деле была изъедена пещерообразными полостями, в которых перемежались слои обычного песка и мельчайшей, текучей, как вода, пыли. Та же участь, что уготована насекомой мелочи, угодившей во владения муравьиного льва и неумолимо ползущей по зыбкой осыпи вниз, где скрывается кровожадная тварь, была уготована каждому чужеземцу, дерзнувшему бросить вызов зыбучим и холодным, серым и безводным землям Легередана.
Деревья расступились. Перед Элиеном расстилалась обширная пустошь, образованная потрескавшейся глиной. То там, то здесь виднелись скорченные акации. Судя по карте, это была еще не сама пустыня Легередан, а одно из ее преддверий, окаймленное лесами. Элиен рассчитывал преодолеть пустошь за остаток дня, чтобы заночевать уже под защитой деревьев.
Равнина была иссушена солнцем. Коричневая глина, подернутая пылью, отзывалась на каждый шаг легким курящимся облачком цвета железной ржавчины. Все это было довольно странным, поскольку лес, только что оставленный Элиеном за спиной, не был отмечен признаками безводия.
Подлесок там был ярко-изумрудным, кроны деревьев полностью затеняли солнце. На листьях поблескивала роса, а под корягами можно было приметить всякую водолюбивую живность – лягушек, квакш, саламандр.
– Отчего здесь так? – осведомился Элиен у раковины по поводу пустоши.
– Здесь живет смерч, – отвечала она, – он выпил всю воду.
Это мало что значило и мало что объясняло. Элиен спрятал раковину и зашагал дальше.
“Будь со мной Крум, я пересек бы эту пустошь за час”, – грустно заметил Элиен, который, как и всякий воин, относился к боевому коню не менее тепло, нежели ко многим людям. И все-таки жизнь Крума, отданная Морскому Тритону, представлялась ему не самой высокой платой за Знак Разрушения. “Всегда бы так”, – цинично заключил Элиен.
Когда он преодолел четверть пути, воздух нестерпимо накалился. Вскоре поднялся горячий ветер. Элиен не заметил, что позади свиваются в хищную спираль столбики бурой пыли.
Ветер крепчал, пыль застила глаза. Идти становилось все труднее. Столб пыли за спиной рос и становился все проворнее. Он вел себя против природных законов, ибо ветер дул Элиену в лицо и пыльную спираль должно было бы сносить к югу. Однако столб неотступно следовал за сыном Тремгора, постепенно нагоняя его.
Свист ветра стал невыносимым. Казалось, все вокруг вибрирует и сотрясается в тон его завываниям. Одна их чахлых сморщенных акаций, к которой приближался Элиен, с хрустом сломалась и понеслась, перекатываясь, словно сухой кустик.
