Начинался День Судеб Лон-Меара.
Октанг Урайн, Длань, Уста и Чресла Хуммера, сошел с коня и бросил поводья лантату из “позолоченной” девеги. В нескольких шагах перед ним Тракт Хуммера заканчивался, срезанный Кругом Чаши.
Дальше могли пройти только кутах и Звезднорожденные. Простые смертные, переступив запретную черту, на миг превратились бы в огненный смерч, а через миг – в крохотную горсть пепла.
Первый Звезднорожденный, он сам, был здесь. Второй, Шет окс Лагин, заточенный в вечном безмолвии, был сейчас ему безразличен. Третий, Элиен, находился в двух лигах к югу. Урайн видел его так же отчетливо, как отсутствующую линию жизни на своей ладони.
Багровая Печать Тайа-Ароан сияла на челе Элиена, как Зергвед на черном бархате небес, но со всех сторон ее окружал плотный белый мрак, и это приводило Урайна в бешенство. Урайн даже не мог определить, сколько воинов привел с собой сын Тремгора – десять, тысячу или десять тысяч.
С Элиеном в Меар явился некогда могучий властелин стихий, ученик Лишенного Значений, которого хозяин Урайна уже давно сбросил со счетов. Но, как видно, даже Хуммер не всеведущ и открыт заблуждениям, украдкой подумал Урайн. Искусный спутник Элиена не сможет, конечно, устоять перед его мощью. Не сможет. Но сейчас придется быть осторожным.
Урайн быстро отдал распоряжения. Войска заняли позицию к востоку от Круга Чаши. Сдвоенной девеге личной охраны он приказал стать на. левом фланге, двадцать пять тысяч копьеносцев заняли центр и правый фланг. Стрелки из самострельных луков – предмет его заслуженной гордости – были распределены вдоль всего фронта.
Шестьдесят тысяч герверитов, послушные каждому слову своего повелителя, перестроились из походной колонны в боевые порядки с быстротой и четкостью, которой позавидовали бы ветераны-браслетоносцы самого Эллата. Каждый из них был готов провести в ожидании под невиданным ослепительно голубым солнцем целую вечность.
Урайн умел приводить своих людей к абсолютному повиновению. Он знал, что, даже если солнце выжжет их тела до костей, ни один из них не посмеет сойти с места, указанного тому своим лантатом. И ни один лантат не покинет свою сотню до того момента, пока сам не превратится в груду обугленных костей.
Впрочем, Урайн не сомневался, что ожидание их не продлится слишком долго. Эта битва должна стать для его солдат самой легкой победой в истории, ибо ни одному солдату не придется извлечь меч из ножен и ни одни стрелок не зарядит свой лук.
Потому что две лиги, которые отделяют его от неприятеля, пройдут кутах. И когда они через час возвратятся назад, в руинах древнего дворца останутся одни лишь недвижные оболочки человеческих душ.
Колонну герверитской армии замыкали двести девяносто восемь крытых фур на больших цельнодеревянных колесах. Кони, впряженные в фуры, были, пожалуй, самыми несчастными бессловесными тварями Сармонтазары, потому что вот уже почти сутки они испытывали жуткую близость кутах.
Сегодня родится Кутах над Кутах, который сам сможет водить Воинство Хуммера. Но пока он только начал свое пробуждение, а Урайн уже не мог ждать. Ему не терпелось как можно скорее сокрушить последних безумцев, осмелившихся встать на его пути. С их смертью война с Сармонтазарой окончится, не успев толком начаться. Все народы присягнут на верность Хуммеру.
Урайн забрался в первую фуру. Там лежали, словно тихие покойники, двое кутах. Урайн надел на голову обруч из серебристого металла, и спустя несколько мгновений его тело уже отдыхало от тяжелого бремени души темного слуги Хуммера.
Из всех фур разом на землю спрыгнули без малого шесть сотен кутах. Их тела нестерпимо заблистали под лучами бешеного солнца Дня Судеб.
* * *
Элиен и Леворго собрали всех в одной из боковых комнат дворца. Потолок в ней был относительно целым. И, несмотря на то, что в центре пола зиял бездонный провал, из которого время от времени раздавались надсадные стоны какой-то гиблой твари, эту комнату признали единственно подходящей для военного совета. Потому что она находилась на теневой стороне и жара в ней была не столь нестерпимой, как на солнечной.
– Итак, – начал Леворго, – первая часть моего плана удалась. Нам остается выстоять здесь и заманить Урайна к самой Чаше. Знак Разрушения почти описан. Чашу Хуммера отделяет от разрушения одна-единственная лига. Но как сделать так, чтобы Урайн прошел ее, я не знаю.
В комнату вбежал один из передовых наблюдателей.
– Идут! Они идут! – взволнованно сказал он. Каждому было ясно, что Воинство Хуммера прошло мимо Чаши и движется прямо на них.
– Ну что же, – сказал Леворго. – Завязываем говорильню – и по местам. Что делать – каждый из вас знает.
Патты быстро разошлись. Элиен, айли и Леворго поднялись на башню, торчавшую в центре дворца каменным обрубком среди сожженного небесным огнем леса руин.
Элиен видел кутах уже не в первый раз. Но айли тихонько вскрикнули и прижались к своему единственному в мире мужчине, словно были не свирепыми воительницами, а маленькими изнеженными девочками. Даже если бы ко дворцу, намереваясь погубить его защитников в ядовитых объятиях, приближались волны разгневанной ртути, это зрелище померкло бы перед сияющим Воинством Хуммера.
Леворго покосился на айли с сочувственной улыбкой.
– Ничего, – успокоил их Владыка Диорха, – это не самое страшное из того, что нас сегодня ожидает.
“Старый болван, – рассердился Элиен, – нашел чем утешить”.
– Почтенный Леворго шутит, чтобы сделать вид, будто сам он не боится, – сказал Элиен вслух, пораженный собственной дерзостью.
Похоже, он, сам того не желая, оказался более близок к истине, чем полагал. Вместо того чтобы отпустить какое-нибудь язвительное замечание, Леворго промолчал, сделав вид, будто сосредоточенно наблюдает за кутах.
Элиен ожидал, что кутах закричат своим боевым ором и перейдут на бег. Однако те вышагивали размеренно, устрашающе покачиваясь на противоестественно выгибающихся ногах, и пока что не проронили ни звука.
Урайн понимал, что до Лон-Меара могли дойти только самые отчаянные и дерзкие воины, против которых вопли и прочие дешевые трюки не помогут. Обратить паттов в бегство не удастся. Паттов можно только убить. В полном безмолвии.
Кутах вышли из Круга Чаши. Под их лапами заскрипели стеклянистые осколки оплавленного греоверда. Всего лишь несколько шагов отделяли теперь кутах от приметного красного камня, положенного Хранителем Диорха еще вчерашним вечером.
Ни Леворго, ни Элиену не потребовалось отдавать никаких особых указаний. Каждый из паттов был на своем месте и каждый знал, что ему надлежит делать. На каменных террасах, пятью десятилоктевыми уступами опоясывающих северный фасад дворца, появились сотни паттов. Каждый из них нес в руках прямоугольный плоский предмет.
Урайн – одна воля, вошедшая в без малого шестьсот тел, – напряг отнюдь не самое совершенное, передающее все многообразие красок лишь в оттенках серого, зрение кутах, чтобы понять, что это за штуки вынесли дерзкие посетители его вотчины.
