Когда же корреспондентша, которую он до сих пор считал всего лишь симпатичной вертихвосткой, наклонилась и поцеловала главного редактора в губы, Угольщиков окостенел на стуле с занесенными над тарелкой приборами. Мозг его лихорадочно перебирал последние события. Выходит, недаром про эту девицу судачили в редакции – будто она соблазнила своего бывшего босса и случился страшный скандал… И вот теперь выходит, что Кайсарова она тоже соблазнила, прямо тут, в командировке, под носом у Угольщикова. А он-то, дурак, в поезде намекал, что не против весело провести вместе время. Не ляпнул ли он, кстати, что-нибудь лишнее? Может, ругал кого-нибудь из боссов или жаловался на зарплату? Кажется, ничего такого не было, слава богу. А может быть, эта Туманова соблазнила главного еще в Москве? Может, ее и в командировку отправили не просто так? «Господи, во что это я вляпался? Как бы выпутаться и остаться невредимым?!»
Включив на полную мощность слух, Угольщиков попытался разобрать, о чем там, за дальним столиком, идет разговор, но, конечно же, ничего не услышал, кроме ласково произнесенного Марьяной имени Андрюша. «Андрюша! – внутренне возмутился маркетолог. – И ведь не стыдно же паразитке. А прикидывалась такой, блин, правильной, прямо воспитанница пансиона благородных девиц. Допрашивала меня про систему конвертиков. Обманула! Провела!»
Пока он размышлял, Кайсаров повернул голову и рассеянно посмотрел в окно. Угольщикову уж точно не хотелось попасть в поле его зрения. Босс может подумать, что он ненужный свидетель его легкого романчика с подчиненной и – фьюить! – подмахнет заявление о переводе маркетолога в какой-нибудь Беловетровск. Поэтому, чтобы уйти с линии огня, он согнулся пополам, делая вид, будто разыскивает что-то под столом.
В этот момент перед его глазами возникли ноги официанта в ботинках, по-детски стоптанных внутрь.
– Может быть, вам таблеточку от спазмов? – спросил он участливым тоном.
– Не надо, – ответил Угольщиков, осторожно разгибаясь и воровато глядя в ту сторону, где босс кормил со своей вилки нахалку, устроившую в поезде истерику по поводу тотальной мужской безнравственности.
– Если блюдо не легло, можно принять меры. Для этого я здесь.
Угольщиков наконец разогнулся и увидел перед собой поднос, на котором стоял огромный стакан, наполненный чем-то мутным.
– Меры? – переспросил он, нахмурившись. – Что это такое?
– Рвотное, – охотно пояснил официант.
Угольщиков некоторое время молчал, переваривая информацию. Потом изумленно спросил:
– Вы хотите, чтобы меня вырвало?!
Официант, стоявший перед ним с совершенно невозмутимой физиономией, ответил:
– В общем, да. Я был бы рад.
– Это что, такое местное развлечение? – рассердился Угольщиков. – Уйдите и перестаньте привлекать ко мне внимание.
– Тогда честно ответьте на один вопрос.
– Какой такой вопрос?
– У вас, случайно, не двоится в глазах? Сколько пальцев я вам показываю?
– Я тебе сейчас свой палец покажу, – начал было закипать Угольщиков, но тут же спохватился и снизил голос сразу на два тона. – Зачем вы принесли мне рвотное?
– Ваш омлет готовил местный практикант, так что это всего лишь мера профилактики.
– Так, – сказал Угольщиков, осторожно положив приборы на стол. – Где ваш шеф-повар?
– Лежит на мешках в подсобке. Пьяный в хлам. Шутка. Так вы хорошо себя чувствуете?
– Теперь уж и не знаю. – Угольщиков уставился в одну точку, мысленно ощупывая свое тело и проверяя, не подает ли какой несчастный орган сигналы бедствия. Потом неожиданно спохватился: – Слушайте, да ведь я еще даже не приступил к завтраку!
– Ха-ха, – сказал официант с довольным видом. – Вас снимала скрытая камера.
– Какая скрытая камера? Где она?
– Не важно. Вашу запись сотрут. Ведь вы вели себя совершенно банально. Не бегали по залу с высунутым языком, не плевались и вообще оказались очень скучным. Так что по телевизору вас вряд ли покажут. Ешьте свой омлет и ничего не бойтесь.
С этими словами официант удалился, а Угольщиков сначала хотел вскочить и устроить тарарам, но тут же передумал и вжался в стул, потому что Кайсаров в этот момент снова посмотрел в окно. Маркетолог прикрыл лицо рукой, отчаянно мечтая стать невидимым, ну, или хотя бы темно-зеленым, чтобы полностью слиться со скатертью.
Пытка продолжалась по меньшей мере пятнадцать минут до тех пор, пока Кайсаров с Марьяной не закончили завтракать и не удалились, нежно прижимаясь друг к другу. За эти пятнадцать минут Угольщиков спрогнозировал несколько вариантов развития событий, каждый из которых сулил ему ужасный конец. Как добру молодцу, увидевшему на распутье камень с точным описанием того, что его ждет, сверни он хоть направо, хоть налево.
Когда чудо свершилось и парочка вымелась из ресторана, не обратив на него никакого внимания, Угольщиков сделал глубокий выдох и в один присест с жадностью съел остывший омлет, похрустывая луком и причавкивая. Не глядя, схватил оставленный официантом стакан и выпил мутную жижу, позабыв про назначение напитка и вовсе не чувствуя его вкуса. В голове его билась лишь одна мысль: любым способом отбояриться от Марьяны. Нужно поменять билеты на поезд и посадить ее в другой вагон, подальше от того, в котором поедет он сам. «Если мне удастся вернуться из этой командировки живым и невредимым и все еще при должности, – пообещал он сам себе, – клянусь, я остепенюсь и сделаю предложение вдове из Солнечногорска».
Озираясь по сторонам, Угольщиков двинулся к выходу из ресторана. Менеджер проводил его приветливым кивком и сказал:
– До свидания, приятного дня.
– Или не вдове, а разведенке с «однушкой», – вслух сказал Угольщиков.
– И вам всего самого доброго, – пожелал вежливый менеджер.
* * *
Они возвратились в гостиничный номер, точно зная, что пришло время расставаться.
– Какая-то совершенно невероятная ситуация, – сказал Кайсаров растерянно. – Я дал себе клятву бежать от любых отношений. У меня с отношениями полный провал.
– Да мы ведь с самого начала договорились, что сразу расстанемся.
– Договорились, – согласился Кайсаров. – Но почему я себя тогда так паршиво чувствую?
– А ты не чувствуй, – посоветовала Марьяна чужим звонким голосом.
Ее лицо озаряла мужественная улыбка. По крайней мере, она старалась сделать все для того, чтобы не выглядеть жалкой.
– Но – уговор дороже денег, верно? – спросил Кайсаров, взяв ее за обе руки и притянув к себе. – Ты ведь тоже говорила, что тебе не нужен еще один роман. Что ты должна по камушку восстанавливать свою жизнь.
Он вел себя так, будто собирался выстрелить ей в сердце и уговаривал сам себя, что у него нет другого выхода. Марьяна ему в этом изо всех сил помогала.
