Ноги у Ирмы подкосились, и она повисла на краю двери.
— Т-ты сказал, что не придешь сегодня… н-не придешь…
— Я пришел, — прошептал Тайтингиль. Дышать стало трудно.
Эльф двинулся вперед, оттесняя Ирму; та беспомощно пискнула «я быстро», но витязь схватил женщину за запястье и удержал.
— Алина где?
— Она у Наташи. У Наташи родители улетели в отпуск, и Алинка там… я не…
Эльф дернул Ирму на себя, не давая той вырваться и отбежать к душу; прижал к себе, нагнулся, припал в поцелуе.
Ирма ответила, застонав, и вдруг прикусила его губы. Тайтингиль ахнул и отпустил ее рот; улыбка, похожая на шрам, пересекла узкое, рельефно вылепленное лицо.
— Ты-ы! — завизжала Ирма. — Ты! Вы! Котик! Я!
— Шш, — сказал эльф. — Не кричи же!
— А я буду! Я что должна! Была! Думать! И потом! Выставил! Какие битвы, а-а-а! Т-ты! Вы-ы! Обоих! Одной сковородкой! Я!
Тайтингиль коротко рванул на Ирме ромашковый халатик и подбросил ее в воздух, притиснув к стене. Женщина невольно обхватила эльфа за бедра ногами; витязь целовал ее ключицы, грудь, губы, размазывая по ней и по себе целебную омолаживающую маску, привезенную из Израиля; Ирма, продолжая визжать в его рот, сдирала с широких плеч светлый плащ — плащ, падая, глухо стукнул о пол телефоном; жилет, рубашку, пуговицы которой наконец приказали долго жить и посыпались перламутровым градом.
Витязь, наевшись глины Мертвого моря, вломился в душевую кабину — недавно установленные панели жалобно ахнули, а одна вылетела из гнезд. Ирма взвизгнула сильнее, и мужчина, взяв ее тонкими сильными пальцами, ощутил не только слияние душ, устремившихся друг к другу, словно магнит и кусочек железа. Он ощутил трепещущий жар женского тела.
Ирма, на миг оторвавшись от Тайтингиля, сорвала с головы полотенце — надежная бабушкина маска, желтки, растертые с распаренным в горячей воде черным хлебом и каплями аптечного витамина А; эльф драл в клочки ее уютное, домашнее белье и каким-то чудом сбрасывал с себя обувь и брюки. Ирма крутнула ручку — из душа полился теплый густой дождь, смывая ее косметические ухищрения, распластывая поток золотых волос эльфа по спине. Женщина и витязь слились в невероятном поцелуе под потоками воды, не замечая ни хлебных крошек, ни соскочившей панели душа и потоков воды, заливающих гостевой санузел…
Едва выключив воду, они вывалились в гостиную, и, пятная дорогой деревянный пол мокрыми следами, причудливой тропой любви, прислоняясь к стенкам, падая в кресла по дороге, достигли Ирминой спальни.
Ирма провела руками по голове эльфа, собирая в жгут золотые волосы, отжала, откинула в сторону; Тайтингиль застонал и упал на спину. На Ирмины шелковые простыни и пододеяльники, растянувшись всеми своими двумя метрами роста поперек огромной кровати.
Ирма бросилась сверху и ласкала неистово и нежно — мой, мой, архангел, никому не отдам, не отпущу, никогда, не смогу без тебя…
Что бы она ни делала — эльф не отбивался, но принимал ее ласки со стонами или недоуменным аханьем, которое сменялось снова стонами… и сам ласкал ее — бережно, умеряя невероятную силу тонкого, перевитого мышцами тела.
Потоки счастья и света; запахи цветущей липы, песка и мужчины; Ирма, осознав вдруг, что грядет что-то действительно страшное, расплакалась Тайтингилю в плечо — напугавшись, а также от счастья и изнеможения; а эльф вслушивался в то, как вздрагивало теплое женское тело на его груди, и обнимал ее, обнимал бесконечно, успокаивая короткими ласковыми словами на древнем наречии. Наконец Ирма уснула; недлинный крепкий сон позволил себе и витязь.
Приблизительно за час до рассвета он поднялся, легко отцепив руки Ирмы; собрал и приготовил доспех и, взяв меч, вышел на балкон, парящий над городом.
До означенного оруженосцу времени оставалось около двух тысяч ударов сердца. И витязь считал, мысленно нащупывая противника и вспоминая все, что знал о нем.
О ней.
Ирма крепко спала, приоткрыв алые, зацелованные губы.
Тайтингиль, сокол Нолдорина, витязь рода Золотой Розы, победитель демона, единственный в пределах Эалы сумевший вернуться из Чертогов Забвения к новой земной жизни — и вновь ищущий что-то на грани ее пределов, — сидел на подоконнике и смотрел на серую, почти тихую предрассветную Москву.
Молчал и думал.
Тайтингиль смотрел на простертый туманный, будто притаившийся громадный город. И — в комнату через дымку тончайшей ткани. Толстый рыжий Ирмин кот сидел подле, обернув роскошным хвостом все четыре лапы, вопросительно глядел — прыгнуть, может, посидеть с тобой, помурчать, скрасить раздумья? Своей перрсоной…
Эльф невесело улыбнулся, покачал головой — не сейчас. И продолжил считать удары пульса, оставшиеся до встречи с новым противником. Куда более страшным, чем все предыдущие, вместе взятые.
Цемра — создание тьмы столь непроницаемой, что и постичь ее было невозможно. Даже Тайтингилю. Сам Творец отрекся от нее, и даже Темнейший Карахорт не смог вынести такого союзника, прогнал ее на долгий срок за предел Эалы, единственный раз для этого соединив свою силу с силами добрых народов.
Сейчас витязь был предельно сосредоточен. Думал. Настраивал свою музыку на грозный лад боевого рога.
Считал пульс.
Одиннадцать тысяч пятьсот шестьдесят три.
Да, ему было столько лет.
Годы боев и сражений, падений царств и рождений новых городов. Они уходили — он оставался. Все ушло — он остался, один, как привык. И пошел к звездам. За предел.
И тут — женщина.
Человеческая женщина, которая, как он слышал, спала сейчас, утомленная неистовой гонкой любви. Спала, приоткрыв алый зацелованный рот.
Красивый рот…
Тайтингиль соскользнул с подоконника и пошел. Мимо нее, глянув в арку, как она спит — лежа на животе, обняв руками и поджав под себя скомканное одеяло, уткнув щеку в белое облако подушки и хмуря брови во сне.
Ирма спала и сквозь сон чувствовала — она спит одна. Постель была холодной — спереди, сзади; женщина шевельнула рукой, мимолетно обводя полукруг в поиске — тщетном. Приподняла голову, чтобы убедиться: почти не открывая глаз, женской чуйкой.
Убедилась.
И бессильно уронила голову в подушку, сжимая на ней пальцы.
Не плакать. Не надо.
Просто все не может быть так хорошо.
Тайтингиль, растворенный в полутьме квартиры, смотрел.
Вскинул голову, сжимая зубы.
Пора была облачаться в доспех.
Длинное тело скользнуло в кольчужную плетенку с золотой набивкой. Тайтингиль огладил доспех, ощущая на плечах привычную тяжесть. Затянул замки перевязи. Огляделся. Набедренники, наплечники и наручи. Он тщательно затянул все ремешки, завязки. В бою ничто не должно было мешать, все следовало подогнать — привычно, досконально. С привычными же мыслями о том, что он, может быть, не вернется. Он сказал тогда Ирме, что у него свой взгляд на вечную суть эльфа, — и да, он был таков.
