— Семеныч, Семеныч! — зашептал он. — И вы, мальчики, как вас — Сафат, Руфат… стройбат! Если что — вы ничего не видели, ясно?
— Так мы и не видели, — честно сказал Семеныч, поднимаясь. — А что было-то?
Высунувшись из бытовки, он ахнул. Вверенная ему стройплощадка сделалась похожа на место явления Терминатора. Обгорелый остов паджерика, чадя, валялся кверху колесами; другой джип лежал на боку. На боку лежал и подзадушенный Васька Брови, не подавая признаков жизни. Его кореш с искалеченной рукой, пошатываясь, уходил в строительные дали, видно не совсем соображая, где линия горизонта.
— Етить-колотить, — честно сказал безопасник.
Сафат размашисто перекрестился и выдохнул:
— Шайтан!
— Ага, шайтан, жаба инопланетная, ну, — зашипел Котов, на ходу придумывая рабочую версию. — Значит, так, приедет полиция — а она после вертикального взлета непременно приедет, вы скажите, что так оно и было, когда вы пришли. Мало ли, явились мужчины вот на стройплощадку, нарушили технику безопасности, стали бегать, неловко упали, взорвалось.
— Свет Венеры отразилься от верхний слои атмосферама и визваль взрыв болотный газ. Бах, бах! Таркиш!
[3]
— сказал Руфат и показал руками.
Котов вздрогнул и покосился на него.
— Люди в щернама так говориль, — пожал плечами таджик. — Красива-ма. Па-ачиму нет?
— Дим, я так думаю, полиции оно только в радость будет Васю-то принять. Им тут любая версия сойдет — вон, что его инопланетянин укатал. — Семеныч со смешком потрепал киномана Руфата по круглой голове.
Котов поежился. И заводил глазами. Инопланетянин, жаба инопланетная…
— Ты не беспокойся, сделаем. Поезжай, Дим.
Орк выдохнул и наконец ринулся к Тайтингилю.
Витязь пришел в себя, хотя кровь еще лилась по плечу. Рана была нехорошая, пуля застряла в теле — как орочий самострельный болт, да. С той разницей, что болт можно было схватить за древко и выдрать из плоти — а как справиться с пулей, Тайтингиль не знал. Он просто чувствовал боль, сильную, яркую, бьющую толчками.
Этот минутный обрывок войны, да, настоящей войны с местными разбойниками всколыхнул волшебную суть витязя, угнетенную боем с Темной Паучихой и еще не до конца восстановившуюся. Схватка с Цемрой истощила его магически, ибо он бился с ней не столько мечом, сколько самим собой, всем своим существом.
Но нужно было уже выходить из этого состояния. И если выходить не получалось — сразу и гладко, — то брать себя и выводить. Силой. Жестко, как умел он, витязь Нолдорина.
Пора.
Освобожденные от мотков скотча люди шустро покидали злополучную стройку.
— Тай, Тайтингиль, садись давай, Ирма вызвала тебе Андрея Валентиновича, — муркнул Котов, усевшийся на «Хаябусу» Ирминого соседа с четвертого этажа. — Та-ай… Как же ты раненый… на мотоцикле, ох! Дерржаться — как? Ну, я поеду тихо, аккурратно поеду, и мотоцикл — его вернуть надо, веррнуть, Вадим с ума же сойдет!
— Оруженосец, не мельтеши. Лекарь не нужен мне. А в седле я удержусь. Удерживался не раз.
— А этого? Этого? — Котяра осторожно потыкал пальцем в сторону Мастера Войны.
— Н-нет, — выдохнул Тайтингиль. — Все. Все, долг… возвращен.
— Ну и черт с ним, — обрадовался Котов. И тут же погрустнел. — Иногда мне кажется, буквально, ага… Так ты, ты, витязь, — что? Не поедешь к Иррме?
Эльф покачивался молча, глаза его горели недобро.
— Почему же? Ты ранен…
— Именно. Я буду искать, как исцелиться. И это не лекарь, нет.
— Липы? Лллипы?
— Место силы.
— Как не липы? Что за место? Что тебе нужно, Тайтингиль? Э-эльф?
— Я не… знаю. Место, где я мог бы поговорить с древними силами этого мира, — устало сказал Тайтингиль. — Отвези меня туда, орк. Отвези.
Спустя тридцать интересных минут нарядная «Хаябуса» тихо остановилась вблизи Васильевского спуска. Котик, сам гость в этом мире, прижившийся, обжившийся, социальный, но — гость… Он даже не смог бы объяснить, почему притащил эльфа именно на Красную площадь. Но его глодала мысль о медной табличке, о начале начал, о точке обнуления москвичей. О начале координат, от которого вели свой километраж московские дороги, пауком раскинувшие лапы на всю страну.
Сила?
Она…
Эльф вышел на старинную брусчатку. На нем была кожанка Котова, так как кровь не следовало показывать зорким полицейским, сновавшим здесь повсюду; волосы тусклым плащом закрывали спину. Трость в руке выглядела вполне безобидно.
Полицейский подошел почти сразу; Тайтингиль повел тонкими пальцами — и служитель порядка и закона потерял к колоритной паре всякий интерес. Отходя, он говорил в рацию: «Иностранцы, музыканты, волосатики… пусть их».
Тайтингиль выдохнул, отпустил магию. И встал, расправил плечи, твердо уперев ноги в брусчатку. Огляделся.
— Это… что? — грозно спросил витязь, и после задушенного шепота, после огнестрельного унижения его голос прокатился по площади мощно и недобро.
Котов замялся.
— Это… ну площадь же, Красная площадь. Тут правительство, храм, и много… всего… было… тут. — Котик вглядывался в белое, словно осыпанное мелом, лицо Тайтингиля встревоженно. Схватил айфон, чтобы что-то нагуглить, показать, убедить, — но смутился. Убрал. Это было не нужно. Мелко. Тайтингиль и так знал, и так видел.
И ему не нравилось то, что он видел.
— Это сердце вашей страны, — столь же грозно пророкотал воин. Поднял руку в обвинительном жесте. — Мертвое сердце.
Котик посмотрел на Мавзолей и поежился.
Эльф пошел по периметру красного кирпича — неожиданно прямой, строгий. Он не крался, не разведывал. Он просто шел, просто, он думал, смотрел, спрашивал. И — не принимал. Да, здесь было определенно место силы — той, что не была нужна ему.
Он прикоснулся к Лобному месту — и отдернул пальцы. Дотронулся до перил собора с нарядными пряничными куполами. Провел ладонью по кирпичам, нагретым солнцем, со стороны Александровского сада. Молча постоял на медной табличке, начале начал, покидал услужливо поданные Котовым монетки через плечо, высчитывая по их траекториям одному ему ведомые направления. По длинной дуге обошел Мавзолей и постоял перед Вечным огнем — долго, молча. Качнул головой — и безошибочно, упругим шагом двинул к мотоциклу.
— Тебе лучше? Лучше тебе? — вопрошал Котов, рыся за ним. Это был какой-то самоутешительный вопрос, потому что кровь, кровь… кровь ручьем текла из пулевого ранения на плече. Стекала из-под кожанки. Котик орочьим, котячим чутьем ощущал — она не остановилась, она была…
— Нет. Это место смерти, погибели. Многое напутано, доброе и злое. Но у этой складки Эалы, орк… пока что… мертвое сердце, — горько сказал эльф. — Я понял, отчего паучиха выбрала этот город. Эту страну. Я понял. Она и правда обрела тут великую мощь. Счастье, что наш бой состоялся в миг ее ослабленности и отвлеченности. Я не сладил бы с ней буквально через два… три дня. Не смог бы даже приблизиться. Великая опасность прошла мимо. Но она еще здесь. Здесь…
