Зоя поняла, что Алисия хотела сказать «пересмотри свое отношение к господину мрассу», но передумала в последнюю секунду.
Слова женщины лишь усугубили тяжесть на душе. Слова о том, что он проявляет внимание к персоналу, удивили Зою. И щемящая тоска от ощущения неправильности происходящего только усилилась.
– Алисия, у меня сдали нервы. – Она сделала жалкую попытку оправдаться.
– Надо учиться держать себя в руках. Поверь мне, ши… поверь мне, Зоя, ты попала в хорошую семью, но лишь от тебя зависит: останешься ты в ней или нет.
Зоя сделала несколько глотков чая. Приятное тепло разлилось по телу.
– На Варгасе я познакомилась с Верой.
– Чудесная женщина, не правда ли?
– Да, – Зоя сделала небольшую паузу. Алисия молчала, ожидая продолжения. – Вы бы знали, как я удивилась, когда увидела ее. Ее дом. Как она живет. Как… – она снова запнулась. – Как они общаются с сыном. У меня сложилось мнение, что мрассы не общаются с матерями. А тут…
– В чем-то ты права, Зоя. Девяносто процентов не общаются. И тут нельзя винить только мрассов. Ширас тоже во многом виноваты. Сама посуди. Большинство женщин, которых пробуждают, стремятся заключить с мрассами контракты. Они им рожают сыновей, а взамен получают обеспеченную жизнь. Вроде бы все довольны. Девушки в конечном счете приобретают то, к чему привыкли и стремились – будущее и безбедное существование. Мрассы получают ребенка. А вот тут и образовывается эмоциональный коллапс! Почему, думаешь, мрассы в большинстве своем вырастают высокомерными? Да потому, что не знают материнской любви! Никто в детстве их не прижимал к груди. Никто не дул на ободранную коленку. Никто не читал сказок на ночь.
В глазах защипало. И Зое пришлось несколько раз моргнуть, чтобы не расплакаться. С ее эмоциональным фоном тоже не все в порядке.
– Я вас поняла, – негромко сказала она. – Никогда не рассматривала жизнь мрассов с этой стороны.
– А ты рассмотри.
– А Юлиана мать растила?
– Первые годы нет. Потом сама постучалась в дверь и попросилась остаться. Отец господина Юлиана был еще тем… тяжелым человеком. Но Вера нашла к нему подход. Смирила гордость ради того, чтобы быть рядом с сыном. Ее поселили в домике для гостей, но она в нем лишь ночевала. Все время проводила с сыном.
Больше говорить Зоя была не в состоянии. На ватных ногах поднялась и пробормотала:
– Я пойду. Отдохну. Спасибо за чай.
– Конечно-конечно, ступай.
Зоя кивнула и направилась к себе в спальню.
О чем она думала, когда раздевалась и принимала душ?
О многом.
О себе.
О Юлиане.
Об их будущем.
О предрассудках и вспыльчивости. О гордости.
Хотелось плакать. И сильно.
Дура! Дура! Дура!..
* * *
Ужинала Зоя в одиночестве.
Натис с ничего не выражающим лицом сообщила, что господин Юлиан отлучился. Ни «как поживаете?», ни «как отдохнули?» от управляющей не последовало. Да Зоя и не ждала сердечности от этой женщины. Странная она какая-то. Всегда замкнутая. Не улыбнется, не проявит никаких эмоций, кроме раздражения. Почему Юлиан ее держит?
После разговора с Алисией Зоя стала присматриваться к обслуживающему персоналу. Заметила, что в основном это приятные люди, готовые идти на контакт. Да, они строго придерживались субординации. Говорили сдержанно, строго по делу. Но глаза выдавали в них людей, довольных жизнью и работой.
Дан появился ближе к ночи.
– Как самочувствие?
Зоя вздрогнула от неожиданности. Она входила в комнату после ужина, который запихнула в себя едва ли не силой. Надо было поесть, потому и ела.
– Быстро тебя транспортировали.
– Не слышу энтузиазма в голосе.
– Дан, я что-то устала.
– Морально?
Зоя скривила губы.
– Будь ты человеком, цены бы тебе не было с твоей проницательностью.
– Если устала, ложись спать.
– А вдруг кошмары приснятся?
– Тогда ложись спать в комнате многоуважаемого мрасса.
– Ага. Он вернется непонятно откуда, а в его кровати сюрприз в виде меня. Весело будет!
Кстати, а почему он задерживается? Зоя вышла на балкон и вцепилась в перила. Всмотрелась в небо. Знакомого летомобиля нигде не было видно. Черт побери! Не успел с ней поругаться, как отправился искать утешения в объятиях другой, более покладистой девушки?
– У него накопилось много дел.
– Затейник, не оправдывай его. Ни к чему. Мне все равно, где он проводит вечера и ночи.
– Ага, и поэтому ты стоишь вся такая бледная.
– Устала. Говорю же.
– Ню-ню.
– Ехидна.
– Попрошу не обзываться!
Зоя грустно улыбнулась.
– Все-таки хорошо, что ты есть, Затейник.
– Неужели меня наконец-то оценили?
После жарких вечеров на Варгасе земная прохлада ощущалась особенно остро. А может, все дело в том, что рядом не было мужчины, готового обнять в любой момент?
– Не язви. Дан, правда, не надо…
– Что, совсем плохо?
– Плохо.
– А мириться не пробовала?
Вот этого говорить не стоило!
– Мириться? А в чем я, собственно, виновата? В том, что попросила объяснить, что к чему?
– Попросила или потребовала?
Зоя порывисто оттолкнулась от балконных перил и вернулась в комнату. Села на кровать и закрыла лицо руками.
– Не буду я мириться. И точка.
– Зря.
– И ты туда же, да, предатель?
– Я хочу, чтобы вы оба были счастливы. Знаешь ли, роботы тоже умеют сопереживать!
– Давай не будем об этом. Не хочу. Правда. Он что-то не пытается помириться.
– Он мрасс.
– Какое верное замечание! – с горечью воскликнула Зоя. – А я ширас. Вот и нашла коса на камень.
– Зря ты так.
– Ты уже говорил. Повторяешься.
– Тебе надо понять, что мрассы не привыкли прогибаться под кого-то. Они могут пойти на уступки, на компромисс, но с женщинами… Попробую кое-что тебе объяснить.
– И ты туда же… – Зоя вздохнула и обхватила плечи руками. – Давай, объясняй.
– Мрассы с младенчества знают, что мир крутится вокруг них. Даже не мир – миры. Что бы они ни пожелали, получат. Любой каприз. Любые привилегии. Когда ты растешь с пониманием того, что выше большинства окружающих, это не может не сказаться на твоем характере и поведении.
