– Поздравляю, – мрачно отозвался Элиен. – Но я почему-то в этом не сомневался. – И что ты намерен делать дальше, когда вернешься из Диорха в растоптанный Орин?
– Дальше? Дальше все народы Сармонтазары, а вслед за нею и Синего Алустрала станут подвластны моей воле как мой собственный язык. Я стану Всем. Всем, Брат! И тогда, в долгожданный день Освобождения, Всё, которым стану Я, изопьет бытие Хуммера до дна, как все звезды небес, собравшись воедино, смогли бы сожрать Солнце Предвечное!
– Понятно, – Элиен был убийственно краток.
Урайн чувствовал, что сказал Элиену все. Ему было нечего прибавить к своим словам. Орды копьеносцев в потертых кожаных доспехах одержали предсказанную победу. Угрюмую и невзрачную. Но Урайн чувствовал, что уходить еще рано. Слишком много говорил он, и слишком мало – его благодарный слушатель.
– Понятно? – раздраженно переспросил Урайн. – Все-все?
– Все кроме одного. Ты не боишься, что Хуммер услышит твои хвастливые фантазии?
– Не боюсь, – убежденно ответил Урайн. – В год Тайа-Ароан победитель Лишенного Значений глух, как камни оринских стен.
– Ты прочел это в зраке Великой Матери Тайа-Ароан?
– Да.
– Хорошо, любезный брат мой! Замечательно! Тогда иди и сожри Хуммера! Доброго тебе аппетита!
– Ты не веришь мне? – обескураженно переспросил Урайн.
– Я? Не верю? Тебе? – Урайн чувствовал, что Элиен исходит неподдельной яростью, рвущейся из самых глубин его души. Но голос Звезднорожденного был спокоен. – Как я могу верить тебе, если ты сам не веришь собственным словам? Ты, ослепленный своей поддельной победой, судишь о сути вещей не искусней торговки рыбой с оринской пристани! «Колесо судьбы», «дерево истории», «Год Тайа-Ароан»… Ты сам не понимаешь, что стоит за этими словами! Не ты создал их, нет – их создал Хуммер. И ни кто иной! Тот самый, которого ты вознамерился убить! Увы, как ты был рабом, так рабом и остался. Разве что, рабом, уверенным в том, что хозяина можно убить…
Это было последнее, что услышал Урайн от Элиена Тремгора.
20
– Ты вообще просек, что эти козлы бате говорили про отражения и все такое прочее? – поинтересовался Сав.
– Ну… только общий смысл. Общий смысл такой, что батю кто-то будет обижать за то, что мы тут всех обижали. Это и есть отражение. Ну то есть повторение того, что уже случилось. Понял? – пояснил сметливый Лоскир.
– Так это они погнали, по-моему, – отозвался Нальк.
– Если и погнали, то у них это получилось не хило, – вставил Шотор. – Я припас, что у бати очко немного заиграло, когда они свой тупой замут тут начали…
Хушаки собрались в кружок, поодаль от Диорха, чтобы перекинуться парою слов, пока их «батя» вершит судьбы мира внутри Шара. В конце концов, не так-то часто им в последнее время выпадала возможность поговорить без свидетелей.
Вообще говоря, им должно было бы находиться подле Шара – там же, где они застали диоферидов, вломившись в Обитель. Но ведь Урайн еще не сделал их диоферидами. А только пообещал…
Ведомые страхом быть услышанными, они столпились в дальнем углу Обители. Подальше от трупов, да и от Диорха… – И чего батя так нервничает? – это снова был Лоскир.
– Может, придуривается, надуть нас хочет? Как Леворго? – понизив голос, предположил Двайр.
– Не-а. Батя с нами честно играет. Что обещал – все…
Но не успел Шотор договорить, как все звуки в Обители Диорха на секунду пропали и она, всего на одну, но зато на очень памятную секунду, погрузилась в полное безмолвие.
Это была отнюдь не банальная «тишина», когда просто-напросто никто не шумит, не кашляет и не болтает. Это было полное отсутствие каких бы то ни было звуков. И каждому из хушаков вдруг со всей полнотой сопутствующих эмоций показалось, что его поразила глухота. Другие шевелят губами и что-то явно говорят, а ты не слышишь… – Мама! – заорал Сав. – Е-мае! – взвыл Нальк. – Что за херня? – прошептал Шотор.
Но не успели хушаки как следует устрашиться своей мнимой глухоты, как лавина звуков, что ворвались в их разверстые уши, принесла с собой новую, неожиданную волну первобытного, стихийного страха. – Бунт? Что это вы там задумали, мальчики? Чего по углам прячетесь? – А вот и батя… – сказал Фарг.
– Повело кота на блядки, – вполголоса сказал Лоскир. – Сейчас опять нас воспитывать начнет…
Октанг Урайн приближался к хушакам со стороны Шара с необычайным, будто бы ледяным мечом в правой руке.
Это было весьма неожиданное явление – Урайн пробыл в Шаре не более пяти, ну от силы семи коротких колоколов. Сами хушаки представляли себе странствия в Диорхе делом более длительным и хлопотным и ждали «батю» к ужину.
Но было еще кое-что достойное удивления. «Батя» вернулся из Диорха, мягко говоря, не совсем похожим на самого себя.
Теперь «батя» был молод. Точнее, имел совершенно неопределенный возраст. То ли ему сорок, то ли ему двадцать пять – все никак не мог решить Лоскир.
Где-то там в Диорхе Урайн навсегда расстался со своим старым телом – телом Сделанного Человека. Больше он не был лыс – теперь его голову украшала причудливая прическа из тысячи прихотливых косиц, в каждой из которых тускло поблескивали бусины.
Если бы кому-то из хушаков было не лень штудировать «Страны и Народы», он бы тотчас же определил, что «батина» прическа была типичной для герверитов царских кровей…
Теперь Урайн был одноух. Правда, отсутствующее ухо довольно сносно маскировали все те же косицы. Зато другое, присутствующее, было у всех на виду. И в нем нестерпимо ярко горел зеленый изумруд. Неземное сияние, казалось исходившее из самого сердца камня, пробирало хушаков почти до костей, внушая страх, покорность и благоговение.
Бордовый плащ с изумрудной каймой и изумрудным же подбоем придавал в целом неказистой фигуре Урайна статности.
В левой руке Урайн нес что-то тяжелое. Но что именно – хушакам не удалось рассмотреть, ибо ноша была накрыта полой плаща.
Хушаки настороженно молчали.
– Что-то я не услышал пока ответа. Неужто и впрямь заговор?
– Нет, батя, никакого заговора нету. Мы тут просто побазарили о своем… – начал выкручиваться Лоскир.
– Просто обсуждаем, что делать дальше.
– И чего бы вам хотелось делать дальше? – спросил Урайн. Его новый, или, точнее, улучшенный старый голос со знакомыми интонациями стал несколько более глубоким и вкрадчивым.
– Мы хотим, чтобы ты сделал нас дионагганами, батя. Как было обещано. А потом посмотрим, – с нарочитой непринужденностью сказал Шотор.
– Именно за этим я здесь. Надеюсь, я отсутствовал не слишком долго? Вы, наверное, успели тут проголодаться?
– Нет, батя, мы только и успели, что перемыть кости этим козлам, – Нальк указал на мертвых диоферидов.
