Тем временем, весь западный край мира закутался в оранжево-черные одеяния. Стена губительного сумрака, которую направляли Властелин и хушаки, пошла трещинами голубых молний и, резко сорвавшись с места, двинулась на восток, надвигаясь на тылы алустральского войска.
Клинки Стагевда в руках Хозяев Гамелинов светились, будто были выкованы из небесных светил. Элай, на виски которого уже давно давила неизъяснимая тяжесть, не выдержал и упал на колени.
– Уши! Его уши – в них вошел Зов Властелина! – надрывно проорал Горхла, пытаясь перекричать многоголосый вой надвигающейся со стороны леса черной стены.
Хвост обоза, который находился под охраной немногочисленных Гамелинов, уже разлетелся в мелкую щепу. В глазах оглянувшегося Герфегеста отразился гибельный хаос, в котором роились множественные светлые пятна, подсвеченные молниями – это возносились вдоль черной стены, влекомые неодолимой силой, обозные рабы. И «вольнонаемные рабочие». И Гамелины. Точнее, их бездыханные тела.
Хорошо, что они успели разгрузить все необходимое. И плохо, что все необходимое погибнет вместе со всей армией Алустрала через десять коротких колоколов.
Потому что Стена Сокрушения приближалась неумолимо.
Потому что Элай, их последняя надежда, корчился на земле от нечеловеческой боли, а его зрачки закатились под веки, обнажая страшные слепые бельма белков, испещренных синими прожилками.
Две «кричащие девы», опасно раскачиваясь вместе с деревянными башнями, томительно-медленно поворачивались в направлении стыка варанской и грютской армий. То есть – в направлении Властелина.
Торвент был рад лишь одному: интуиция не подвела его и «девы» были изначально водружены на правом фланге. Если б «девы» были размещены в центре или, хуже того, на левом фланге, пришлось бы ждать, пока сотни двуногих тягловых животных перетащат это смертоносное оружие поближе к Властелину.
Но Властелину хватало и глаз, и воли, и внимания. Он отлично понимал, что случится, когда цветы-зеркала «дев» отверзнут свои гибельные пасти навстречу ему, Властелину.
Стена Сокрушения сожрала обоз уже до середины. И в этот момент она остановилась. Среди уцелевших Гамелинов и Эльм-Оров, которые составляли резерв Торвента и были ближе всего к обозу и Стене, послышались неуверенные радостные крики. Мол, нашла коса на камень!
Но радость рассеялась, как дым. Со всех концов непроницаемой оранжево-черной завесы к ее сердцу ударили трескучие молнии и… застыли пронзительно-голубой глазурью на поверхности Стены.
Затем в той точке, где они сошлись, блеснула вспышка. Сотни молний, сбежавшихся со всех концов Стены Сокрушения, породили одну-единственную, сверкнувшую изумрудно-зеленым ослепительным солнцем в лад с серьгой Урайна.
Одной «кричащей девой» – той, что уже почти развернулась в сторону Властелина – стало меньше. Она разлетелась на раскаленные куски меди, серебра и кровавые останки четырех несчастных, которых уже загнали внутрь, чтобы напитать страшное оружие человеческой болью. Осиротевшая деревянная башня на грубых колесах загорелась от верхушки до основания и с натужным скрипом упала на охраняющих ее Ганантахониоров.
А новые молнии уже зародились в мглистых недрах Стены Сокрушения и всем стало ясно, что вторая «кричащая дева» тоже обречена.
10
Грютское войско от разгрома спасла Ийен. Когда ревущее «оливковое пламя» расчищало дорогу для Пелнов и тысячи грютов покидали строй, готовые бежать, не разбирая дороги, самого моря Фахо, Ийен – самая могущественная из теней Звезднорожденных, ибо она была тенью Элиена – сорвала с себя браслет с восемью черными камнями и перерубила коротким грютским мечом серебряную проволоку, на которую они были нанизаны.
Много, очень много могущественных Изменений и Обращений таили эти неприметные черные камни. Но Ийен сейчас нужно было лишь одно, отнюдь не самое диковинное.
Дым застил глаза. Жар от пламени и проносящихся мимо горящих коней был страшен. Ийен была всего лишь тенью Звезднорожденного и она была вполне смертна в обычном смысле, как и все грюты вокруг нее. Но она знала: за невыполнение долга Властелин введет ее в смерть так, что смерть от его руки будет неизмеримо страшнее той, обыденной, которую можно принять от пламени или мечей Пелнов.
Ийен швырнула камни перед собой. Истинное Наречие Хуммера в устах тени Звезднорожденного обратило их плотными облаками, каких не рождает природа. В этих облаках, похожих на исполинские клочья распушенной шерсти, смешались влага и земляная пыль. И подобно тому, как над лесом Властелин и хушаки восставили убийственную стену яростного ненастья, Ийен бросила на «оливковое пламя» и сотни объятых пламенем грютов стену-щит, стену-спасение.
– Умница!
Сарганна ликовал. Жизнь нравилась ему все больше и больше.
11
Хармана и Герфегест пребывали в губительном оцепенении. Было ясно, что гибель близка, и совершенно неясно, как ее предотвратить.
Царил такой шум, что разобрать даже самый громкий крик не представлялось возможным. Горхла отчаялся что-то втолковать им. В красных глазах Торвента застыл ужас.
Они знали, где Властелин, но были, похоже, бессильны предпринять хоть что-то. Сейчас погибнет вторая «дева» – и тогда конец. Молнии на Стене Сокрушения наливались гибельным огнем.
Тело Элая содрогалось в конвульсиях. Изо рта пошла кровавая пена. Властелин взялся за своего «племянника» всерьез.
И тогда блеснул топор Горхлы. Но конвульсии сына Элиена были столь сильны, что карлик промахнулся и широкое лезвие вошло в землю справа от его головы.
– Ты что делаешь?! – проорала Хармана, отталкивая Горхлу в сторону.
Карлик не расслышал ее гневного возгласа. Но лицо Хозяйки Гамелинов говорило само за себя.
Скорчив такую дикую рожу, что от ее созерцания мог бы свалиться в обморок и хушак, Горхла схватил себя за ухо.
– Уши, Хуммер вас раздери! Зов Властелина!
Понимая, что его никто не расслышит и на этот раз, Горхла выхватил нож и показал на себе, проведя лезвием вдоль основания уха.
Первым понял Герфегест. Ну что же – уши значит уши. Вот только рубить их совершенно необязательно. Все равно не поможет.
Герфегест демонстративно заткнул свои уши пальцами – мол, может так лучше? Горхла утвердительно кивнул.
Хозяин Гамелинов лихорадочно соображал, что может послужить хотя бы временной преградой зову Властелина. Времени на аккуратные надрезы, из которых можно было бы неспешно надоить потребное количество крови, не было. Герфегест хватил себя ножом по мякоти в промежутке между большим и указательным пальцами на левой ладони.
Герфегест и Элиен – Братья по Крови. Элай – родной сын Элиена. Как знать, может быть даже крохотной пылинки отцовской крови сейчас достанет Элаю, чтобы перебороть гибельное наваждение?
