13
Кэйтлин
Что я забыла в Манчестере? Чтобы эта мысль не свела меня с ума, я составляю список на гостиничной почтовой бумаге. Это ужасно драматично: чувствуешь себя будто в кино. Или во сне. Я раньше никогда не жила в гостинице одна. Здесь довольно мило. Отель «Мальмезон», в самом центре. Грэг забронировал для меня номер по своей кредитке. Чтобы путешествие было уютным и безопасным – так он сказал. Что ж, я в безопасности, но не сказала бы, что мне очень уютно. Когда я не думаю о том, что меня сюда привело, то чувствую себя взрослой. А потом вспоминаю и опять схожу с ума.
В универе был лектор по писательскому ремеслу, который любил повторять: выталкивайте себя из зоны комфорта – только так вы узнаете, на что способны. Именно это я сейчас и делаю, впервые в жизни. Я вышла далеко за границы моей зоны комфорта, и это в равной степени волнительно и ужасно.
Мой список – нечто среднее между перечнем дел, которые нужно сделать, и памяткой, потому что теперь я вряд ли сдам назад, даже если захочу. Список короткий. Вот он целиком:
Я не буду делать аборт.
Я собираюсь встретиться со своим отцом.
А он обо мне ничего не знает.
Листок у меня в руке, и я представляю, что кончики пальцев нащупывают слова. Только слова и удерживают меня от того, чтобы убежать.
Затаив дыхание, я жду у дверей лекционного зала и думаю лишь об одном: сейчас я войду и увижу отца. Нужно забыть все остальное: маму, ее болезнь, моего ребенка – забыть и действовать. Мне страшно.
Пристроившись к группе ровесниц, я проскальзываю в зал. Никто не обращает на меня внимания. В черных джинсах с заниженной талией и в длинной черной блузке я сошла за студентку. Перед выходом из гостиницы я взбила волосы на голове и извела столько черной подводки для глаз, сколько сумела. Из цветного на мне только губная помада. Это ради мамы: когда у меня накрашены губы, я чувствую, будто она рядом.
Мой первый порыв – сесть на задний ряд, но там уже много народу, и меня быстро разоблачат. Поэтому я сажусь на пустой передний ряд и сразу же вижу его. Моего отца. Он стоит прямо передо мной.
Секунду у меня кружится голова; охватывает желание рассмеяться, показать на него пальцем, может, даже взвизгнуть. Вместо этого я вжимаюсь в скамью и поднимаю воротник рубашки. Так легче – представлять себя детективом под прикрытием.
Пол Самнер открывает портфель, смотрит на экран своего «Мака» и тихо чертыхается. У него явно проблемы с «Пауэр пойнт». Я могла бы ему помочь: презентации – мой конек. Он старше, чем я думала. Мне почему-то казалось, что отец будет похож на свою фотографию, которую мама дала мне в тот день, когда я решила сюда приехать, – на снимке он рослый и изящно-нескладный, с густыми черными волосами. В жизни он совсем не высокий, а на макушке уже поблескивает лысина. Впрочем, для стареющего мужчины одет он неплохо: джинсы «Дизель» и приятная рубашка… была бы приятная, если бы он не заправлял ее и не застегивал верхнюю пуговицу.
Перебирая бумаги, Пол Самнер бросает взгляды на гудящую аудиторию – наверное, прикидывает, как студенты сегодня настроены. Впрочем, зал еще не заполнен, потому что вслед за этим он глядит в телефон – может, читает эсэмэску от жены, – а потом…
Потом он ловит мой взгляд и улыбается. Я машинально отвечаю тем же, потому что сотни раз видела эту улыбку в зеркале и на фотографиях, сделанных друзьями и развешанных над моей кроватью. Он похож на меня! Мне приходит в голову, что сейчас он тоже узнает меня и его лицо вытянется от удивления. Однако этого не происходит.
– На первый ряд обычно не рискуют садиться.
У него звучный, густой голос. Да, густой. Пол Самнер уверен в себе. Он говорит со мной.
– Я не студентка, – отвечаю я с нелепой откровенностью, потому что не хочу врать ему с первой же фразы. – Просто слышала много хорошего о лекциях, вот и решила прийти.
Он доволен. Я замечаю на его левой руке толстое обручальное кольцо. Это не новость, но мне вдруг становится интересно: какая у него жена, понравлюсь ли я ей? И мои сводные сестры – они на меня похожи? Забавно, я никогда не думала об Эстер как о сводной сестре. Она с самого начала была мне родной. А их я даже представить себе не могу.
– Что ж, надеюсь, тебе понравится, – говорит Пол Самнер и подмигивает.
Следующие несколько секунд я привыкаю к мысли, что мой отец способен подмигнуть незнакомой девушке.
Разумеется, я не слышу ни слова из его лекции. Просто наблюдаю за ним и каждые пару секунд напоминаю себе, что я здесь делаю – смотрю на человека, от чьего семени появилась на свет. И пусть у него ушло на это не больше секунды, во мне все равно есть его половина – в том, как я выгляжу, как говорю, в том, что я за человек. Может, отчасти из-за него я чуть не испортила себе жизнь, когда она только слегка разладилась, – и наломала бы дров, если бы мама с бабушкой меня не спасли.
И вот я на него пялюсь, а он все говорит и беспокойно поглядывает на меня – может, пытается вспомнить, где раньше мог меня видеть. Лекция близится к завершению. Я понимаю: сейчас он спросит, как мне понравилось, или даже поинтересуется, не знакомы ли мы. И вдруг чувствую, что он знает, знает обо мне все. В ужасе я встаю, хотя он все еще говорит, и, низко опустив голову, пробираюсь к выходу.
– Гранит науки оказался не по зубам, – слышу я вдогонку. Студенты смеются. Плохой из меня конспиратор.
Холодный воздух немедленно кусает меня за щеки и вгоняет в дрожь. Что теперь делать? Я чувствую, что если вернусь в гостиницу, то ничего уже не изменится, поэтому иду по указателям к зданию студенческого клуба, надеясь согреться и все обдумать. Я показываю охраннику просроченную студенческую карточку, и он, даже не удостоив взглядом мою красную губную помаду, пропускает меня внутрь.
Во второй половине дня бар почти пуст, не считая нескольких студентов, которые играют в бильярд и смотрят по телику какой-то американский спорт. Парень за барной стойкой тоже уставился на экран.
– Тут есть кофе? – спрашиваю я.
Бармен вздрагивает и задерживает на мне взгляд. Я прикасаюсь к лицу – неужели опять перепачкалась чернилами или машинально вытерла рот и вместо роковой женщины стала похожа на клоуна?
– Кофе? – переспрашивает он так, будто никогда не слышал этого слова. У него акцент как у местного, но он не похож на человека, который стал бы работать в студенческом баре, – скорее, на участника какой-нибудь слащавой поп-группы. Одет с иголочки: отутюженная рубашка заправлена в обтягивающие джинсы, а к жилету – нет, вы подумайте! – прилагается тонкий черный галстук. Каштановые волосы уложены с какой-то девичьей заботой, глаза зеленые… а это что, тушь или просто ресницы такие густые? Я так увлеклась осмотром, что не сразу слышу, как он повторяет вопрос.
– Да, кофе, – отвечаю я. – Знаешь, такой напиток, популярен с шестнадцатого века, черного цвета, если не добавлять молока. Я люблю с молоком. И с сахаром. Понятие «сахар» тебе знакомо?
