Грэг уходит, а через несколько секунд – или часов – Эстер приносит мне книжку.
– Почитай, – велит она, взбираясь мне на колени. Я листаю страницы, однако в этот раз не только слова, но и картинки потеряли для меня всякий смысл. А сочинять бесполезно: Эстер знает книгу наизусть и не желает мириться с моими выдумками. Она на меня сердится. Я ее разочаровала.
– Раньше ты читала, мама. Что с тобой не так?
– Вот что, – говорю я и с громким стуком швыряю книгу в стену. Эстер заливается слезами. Я пытаюсь обнять ее, но она вырывается и убегает наверх. Не помню, чтобы она когда-нибудь так рыдала – содрогаясь всем телом, тяжело всхлипывая. Эстер всегда такая жизнерадостная, а я довела ее до слез.
– Что стряслось? – спрашивает мама с порога. Она была где-то в глубине дома, в сотый раз вытирала пыль с одних и тех же вещей. Я недавно поняла, что для нее это способ быть и в то же время не быть со мной рядом. Она прячется в якобы пыльных, а на деле – безупречно начищенных комнатах, чтобы не видеть мои неудачи.
– Я разучилась читать Эстер сказки, – объясняю я. – Она на меня сердится, я на себя тоже. Вот, книгу бросила.
Мама грустно смотрит на меня и садится на край дивана, не выпуская из рук метелку для пыли.
– Лучше бы у меня был рак, – говорю я. – Тогда я хотя бы могла читать Эстер сказки и любить мужа. И меня бы выпускали из комнаты. А сейчас я не на высоте.
– Какие уж тут высоты, – улыбается мама. – Это так похоже на мою дочь – переживать, что ей не покорилась болезнь Альцгеймера.
– Ну, ты тоже виновата. Ты всегда говорила, что ключ к успеху – в том, чтобы быть счастливой, и я довольно рано решила, что все совсем наоборот. А теперь…
Я замолкаю, поскольку в голову приходит мысль, которая никому не понравится.
– А теперь? – настаивает мама.
– Теперь я не знаю, что такое счастье. И что такое чувства, если они так легко забываются из-за тромба в мозгу. Они вообще настоящие?
– Думаю, настоящие, – говорит мама. – Я люблю тебя больше всех на свете, даже больше твоего отца, а его я любила очень сильно. Тебя любит Грэг, и это настоящая любовь, хотя, признаюсь, поначалу я в нем сомневалась. Тебя любят Эстер и Кэйтлин. И многие другие. Это настоящие чувства. Мне кажется, любовь нас переживет. Когда мы уходим, она остается. Любовь реальнее наших тел. Это, – мама щиплет себя за локоть, – всего лишь упаковка.
Я растроганно смотрю на нее. Мама дарит мне надежду – не на излечение, а на покой в голове. В моей бедной, вечно занятой, умирающей голове.
– Пойди, поищи Эстер, – говорит мама. – Вместе можно не только читать. Достаньте краски, поиграйте в саду.
Я киваю и взбираюсь по лестнице. Эстер сидит на полу своей комнаты и глядит в окно. На улице холодно, дует сильный ветер, однако дождя нет.
– Прости, что я бросила книжку, – говорю я. – Я рассердилась. Забыла, как читать слова.
– Иногда я забываю, какая моя буква, – отвечает Эстер. – Знаю, что «Э», но хочу «Дже» – она красивее. Лучше бы меня звали «Дженнифер».
– Хорошее имя, – соглашаюсь я, садясь рядом с ней на пол. – Но ты еще лучше.
– Мама, не грусти, – говорит Эстер. – Будем учить буквы вместе.
– А сейчас чем займемся?
– Сварим шоколад? – широко улыбается Эстер.
– Или порисуем?
– Или пойдем в парк?
– А может, в сад?
– Ладно, – уступает Эстер. – Что будем делать в саду?
При мысли о нашем крошечном садике мне в голову приходит только одно:
– Мы выроем огромную яму.
* * *
Впрочем, хватает нас ненадолго. Заскучав, Эстер откладывает совок, идет к воротам и гремит засовом. Бедняжка, ей приходится делить со мной несвободу.
– Пойдем в магазин за пуговками? – с надеждой спрашивает она.
– Лучше спросим бабушку – может, у нее есть?
Я вижу маму в окно. Она на кухне, моет посуду, хотя для этого стоит специальная машина. Маме нужен предлог, чтобы держать нас под наблюдением.
– Нет, я хочу в магазин и посмотреть деревья! – Эстер просит так жалобно, что я тоже начинаю по ним скучать.
– Надо спросить бабушку, – повторяю я. – Может, она с нами сходит.
– Бабушка заставляет меня есть яблоки, – мрачно говорит Эстер. – А я хочу журнал со штучкой.
«Штучка» – это бесплатная игрушка, которая прилагается к детскому комиксу. Есть в этих подарках какая-то незамутненная радость. Моей дочери все равно, что за штучка ей достанется – обычно она забывает или ломает их на другой день; главное – восторг от покупки. Мы с Грэгом однажды пошутили, что на ближайшее Рождество набьем подарочный чулок халявой из детских журналов. Воспоминание заставляет меня вздрогнуть. Мы стояли в магазинчике, Эстер с надеждой набрала охапку комиксов, а Грэг обнял меня и поцеловал в щеку. Вот каким оно было, мое счастье… Я и сейчас счастлива от того, что вспомнила.
– Магазин ведь в конце улицы? – спрашиваю я, а сама не знаю, говорю ли о настоящем магазине или о том, куда мама посылала меня за молоком в стеклянных бутылках, когда мне было лет семь.
– Да, – уверенно отвечает Эстер, хотя я с тем же успехом могла спросить, в какой стороне Диснейленд.
Воспоминания меня ободряют. Похоже, болезнь отступила. Нужно этим пользоваться.
– Сделаем так, – говорю я. – Дойдем до конца улицы, но если магазина там нет, то повернем домой, хорошо? Нельзя опять беспокоить бабушку. Это нечестно.
– Хорошо! – Эстер радостно скачет. – Давай возьмем печенье!
– Печенье?
– Как Гензель и Гретель. Чтобы найти дорогу домой.
– Печенье не нужно. Я хорошо себя чувствую.
* * *
Эстер нигде нет. От страха в груди стало тесно. Когда я последний раз ее видела? Сколько минут прошло? Сколько часов? Я выхожу из магазина и смотрю по сторонам. Это не моя улица – по крайней мере, я не помню, чтобы на ней жила. Я точно знаю, что вышла из дома с Эстер, а теперь не могу ее найти. Машины проносятся на бешеной скорости. Уже почти стемнело. Я возвращаюсь в магазин.
– Я пришла сюда с девочкой? – спрашиваю я человека за стойкой. Он на меня не смотрит.
– Я пришла с девочкой? – повторяю я. Человек пожимает плечами и разворачивает газету. – Эстер! Эстер!
Однако в магазине ее нет. Боже, боже!.. Мы вышли из дома через задние ворота, повернули направо и собирались всего-навсего дойти до конца улицы. Что случилось? Где моя дочь? Боже, боже… Я достаю из кармана штуку для звонков. Как она работает? Нужно хоть с кем-то связаться, но как? Спотыкаясь, я выхожу на улицу. Мне навстречу, опустив от холода голову, идет женщина. Я хватаю ее за плечи, она вздрагивает и вырывается.
