– Фархад, ты что, совсем с ума сошел, Иблис тебя возьми? Ты не веришь мне, своему товарищу? Но если ты не веришь моим словам, мы больше не друзья. Я еще не сошел с ума, ты же знаешь, я остановился в шаге от последней ступени посвящения. И могу сказать тебе совершенно точно: здесь не было человека, который бы мог справиться с Мусой. Ну вот тут ночевали два парнишки, похоже, их кто-то из наших уже натаскивал, но, во-первых, они всю ночь были здесь, я сам тому свидетель, а во-вторых, им еще учиться и учиться, чтобы достичь мастерства, необходимого для убийства посвященного. Чтобы определить это, не надо быть очень умным. Я бы посоветовал тебе поспешить на перевал: если убийца уже прошел, вы его никогда не найдете.
Фархад слушал слова своего приятеля с кривой усмешкой.
– Ты, Джалиль, тоже умерь свой пыл, меня совсем за глупца держишь. Ишаком-то паршивым меня не считай. Первым делом на перевал отряд выслан одвуконь, они уже там должны быть.
Хозяин караван-сарая уже спокойнее сказал:
– Ну вот так бы сразу и говорил. Но учти: если убийца был конным – это все бесполезно.
Фархад тяжело вздохнул:
– Да знаю я, посидим там сутки – если никого не будет, придется возвращаться. Ты знаешь, все как-то странно: повелитель совсем не гневался, и мне показалось, что он был совсем не удивлен моим сообщением.
Джалиль нахмурился:
– Фархад, не наше дело обсуждать повелителя и учителя, он говорит – мы повинуемся.
– Конечно-конечно, – торопливо подтвердил Фархад и, распрощавшись, вышел из караван-сарая, вскочил на коня, и отряд понесся по дороге, вздымая клубы пыли.
Я лежал в своем доме в Константинополе и наслаждался. Впервые за три месяца можно было расслабиться и лежать, бессмысленно глядя в потолок. Вчера провел в термах почти целый день. Пожилой банщик, отмывавший меня, наверно, чертовски устал, оттирая мои мозоли на пятках. Но зато когда я вышел из термы и спускался по мраморным ступеням – это был такой кайф, что просто не описать словами.
«Наконец-то я чистый! – звучала мысль в моей голове. – Три месяца не мыться, не стричь ногти и бороду – это было что-то. А мои бедные ноги. Как только они выдержали такое издевательство!»
Когда больше трех месяцев назад я вышел от василевса, моя голова уже лихорадочно вычисляла самый логичный вариант действий. И, конечно, я решил действовать так же, как мои будущие противники. Если они считают для себя возможным притворяться христианами, то мне еще легче заделаться ревностным мусульманином. А лучше всего – дервишем, притом одним из самых повернутых сект. Я набрал кучу литературы по этому поводу в библиотеке Комнина, и в этот же день мы уехали в пронию. Там моим первым действием было снять обувь и ходить только босиком. Господи! Как это было больно! Но, к моему удивлению, кожа на ступнях быстро огрубела, и к моменту нашего отправления я ходил по обычной почве без труда. Когда пришло время ступить на палубу дромона
[27]
, на меня уже оглядывались на улице, потому что вид был жутковатым даже для привыкших ко всему жителей Константинополя. На дромоне для нас выделили клетушку, в которой мы сидели большую часть времени. Капитан судна знал о нас только то, что ему надо высадить нас незаметно на берегу будущей Сирии, и больше ничего.
Путешествие было спокойным, немногочисленные любители попробовать нас на «слабо» прыскали по сторонам, как мухи, когда видели на носу дромона огромный бронзовый сифон, который многозначительно поворачивался в сторону любопытных кораблей: никому не хотелось знакомиться с греческим огнем. Только запомнился громкий звон била по большому бронзовому диску, в который отбивался ритм гребли. Но все же наконец настал момент, когда ко мне в каюту зашел капитан и, морща нос, сообщил, что рейс закончен и нам можно выметаться с корабля.
Мы сели в лодку, и матросы в момент высадили нас на тихий песчаный берег. Началось месячное путешествие по Великому шелковому пути. Разве я когда-нибудь думал, что буду идти пешком сотни километров, босиком, в драной одежде, вознося молитвы Аллаху? Мы сразу в ближайшем поселении реквизировали себе пару верблюдов, а в скором времени Ильяс и Тирах пристроились охранниками к каравану персидского купца, с которым можно было добраться почти до нужного нам места. Вначале это было что-то вроде испытательного срока, но, по мере того как мы уходили от той точки, где караван с нами встретился, купец становился все щедрее. Видимо, вначале он сомневался – не подосланы ли эти воины местными разбойниками. Но если парням можно было вести себя как обычным людям, то мне приходилось тащиться вслед за караваном, устраивать спектакли с верчением, пеной изо рта и падениями без чувств, вести религиозные диспуты с собратьями по ремеслу, хорошо хоть, что большинство дервишей были малообразованны и наши диспуты заканчивались довольно быстро. Но иногда находился какой-нибудь знаток и толкователь Корана, для которого моих знаний, сформированных в конце двадцатого века, не хватало. Но тогда все решала простая физическая сила, и под довольное ржание охраны я доказывал своему оппоненту, что он неправ, подняв его за ноги и тряся, как грушу. Но эти диспуты даром для меня не прошли: пока мы добирались до цели, я узнал очень много нового и смог значительно укрепить свою легенду.
Обратная дорога прошла для нас гораздо быстрее, потому что я, как только это стало возможно, вновь из дервиша перевоплотился в простого смертного, и мы втроем устроили забег на верблюдах до Средиземного моря. Дорога нам теперь была знакома, на переходы старались прибиваться к большим караванам: несмотря на постоянные военные разборки в этих местах, караванные пути охраняли все, потому как понимали, что будет, если купцы выберут другой путь. Конечно, от нападения это полностью не гарантировало, но все же было относительно безопасней, чем где-либо в другом месте. Прибыв на побережье, мы избавились от всего добра и первым же попутным кораблем отправились в Константинополь.
Вновь я сидел в кабинете у василевса. После моего рассказа, который он слушал затаив дыхание, конечно, появились вопросы. Их было много. И основным вопросом было то, каким образом я могу доказать, что все, что я рассказал, – правда.
– Василевс, я, к сожалению, не могу тебе рассказать, какая у Саббаха была мебель, какие ковры. Но я отдаю тебе одну вещь – если у тебя когда-нибудь появится живой пленный федаин, ты покажешь эту вещь ему и посмотришь, как он на нее отреагирует.
И с этими словами я протянул василевсу причудливо вырезанные четки, в некоторых местах протертые пальцами от частого употребления.
– Это четки Саббаха? – с дрожью в голосе спросил Комнин.
В ответ я только кивнул.
Когда выходил от василевса, я краем глаза зацепил тоненькую фигурку: спрятавшись за пологом штор, она наблюдала за мной. Мое сердце екнуло. На меня смотрела Варвара. Обнаружив, что ее заметили, она повернулась и скрылась в полутемном коридоре. По пути к выходу я шел и фантазировал, как я украду эту девушку и мы будем жить долго и счастливо где-нибудь далеко-далеко.
