Иоанн с мечтательным видом вздохнул и сказал:
– Вот мне с кого надо бы взять пример, а то с детства слышу о всепрощении Христовом. Но мне все это не нравится. Отец считал Глеба очень умным и опасным человеком, и когда тот покинул дворец, он явно успокоился, а зря. Глеб и в Таматархе всего за три месяца успел изменить все. Мне крайне необходимо с ним встретиться. Хотелось бы с ним поговорить, узнать о его планах – хотя бы тех, что он захочет мне рассказать. К сожалению, пока никак не могу оставить столицу, сам же Глеб, скорее всего, если его вызвать под каким-нибудь благовидным предлогом, от приезда откажется.
Я, конечно, не знал точного содержания писем, которые направлялись в Константинополь логофету дрома, но общий смысл их прекрасно представлял. Поэтому, узнав о происшедшей смене власти в ромейской столице, отправил туда дромон, доверху набитый трофеями моей войны. Кроме того, были отправлены несколько писем, в которых я верноподданнически приносил соболезнования Иоанну по поводу смерти его отца, потом так же многословно и цветисто поздравлял с восхождением на престол. Пару поздравительных писем написала и Варвара, хотя она никогда не была близка с Иоанном – уж очень велика была разница в возрасте, – там, кроме всего прочего, она просила не наказывать сильно маму и сестру. Но самое главное, я отправил василевсу письмо, которого, кроме него, никто не смог бы прочесть. Еще когда он учился у меня в пронии, бегал и прыгал, как обычный воин, я показал ему способ зашифровки писем, которую невозможно расшифровать, не имея определенным образом вырезанной карточки. Естественно, уезжая в Таматарху, я оставил ему такую карту, и сейчас пусть все, кто имел такую возможность, долго чешут репу, но понять, что там написано, не смогут.
В письме же я написал следующее:
«Иоанн, я рад, что ты смог занять трон отца. Я искренне считаю, что именно ты его достоин. Это не лесть, не желание получить какие-то преимущества, а просто констатация факта.
Я понимаю, какое множество забот тебя сейчас одолевает. В том числе тебя наверняка беспокоят и мои успехи. Поэтому хочу тебе сообщить следующее. Тебе придется смириться с тем, что Таврида и Таматарха выходят из-под влияния Империи. В принципе я могу продолжать носить звание эпарха, это может помочь нам в некоторых случаях. И формально эти места пока остаются твоей фемой.
Следующее. У моего отца есть договор о нашей границе на Дунае. Хочу сказать, что я, как, возможно, будущий наследник своего отца, не буду претендовать на изменение этих границ, так же как не буду препятствовать торговле между нашими странами, а наоборот, постараюсь сделать ее более безопасной.
Чтобы не было непонимания, я объясняю: поступаю так не из каких-то непонятных причин, а просто потому что твоя Империя занимает очень выгодное геополитическое положение. Вы контролируете проливы, которые нужны всему северу, а значит, и мне. Мы с вами одной веры, почти все наши высокие чины церкви являются ромеями. Поэтому я буду всегда поддерживать и помогать твоей стране. И это определяется не какими-то эмоциями, дружбой, которую ты предложил мне, это все прекрасно, и это так на самом деле, но мы не можем в своих поступках руководствоваться только этим. Так вот я тебе ясно говорю: мне просто выгодно, что твоя Империя будет сильной и богатой. И для начала я хочу предложить совместную войну в следующем году.
Как ты знаешь, после избиения, устроенного твоим отцом печенегам, они бежали из ваших пределов. Но все же сейчас их число значительно выросло. По моим сведениям, они горят желанием отомстить ромеям за прошлое и готовятся к этому. Эта неконтролируемая орда мешает и моим планам. Поэтому надо раз и навсегда покончить с ними.
Я пишу тебе это письмо в надежде, что ты еще не забыл моих уроков и сможешь прочитать все, что я написал, и дать ответ также желательно в зашифрованном виде.
Я не люблю забегать вперед, но, если вдруг мы действительно успешно выступим против печенегов, тогда, может, ты подумаешь о том, чтобы совместными усилиями изгнать турок из Малой Азии. Подумай и напиши мне ответ. А у меня на этот год еще очень большие планы, мне почему-то кажется, что тебя регулярно извещают о них, так что ты еще многое узнаешь.
Твой зять стратилат Глеб, эпарх Таматархи».
Мои большие планы, о которых я довольно нахально написал василевсу, начинали быстро претворяться в жизнь. Уже почти все половецкие роды, кочующие между Доном и Итилем, были под моей рукой. А когда заитильские половцы узнали о моих планах, их даже не понадобилось уговаривать или завоевывать: в нескольких родах просто убили своих ханов и все явились ко мне, желая встать под мою руку и идти на Булгарию. К сожалению, убийство ханов нельзя было оставить без наказания, поэтому тех, кто это совершил, пришлось казнить. Но тем не менее сейчас у меня было шестьдесят тысяч половцев и тридцать тысяч русских ратников. Я прекрасно понимал, что покорить Булгар этими силами невозможно. Но мне нужны были люди, мастера, крестьяне, строители, кроме того, Булгария была самым крупным центром работорговли на это время: не половцы, а булгары торговали русскими людьми, свозимыми туда со всего северо-запада Руси. И тысячи рабов на лодьях увозили по Итилю в Персию. А было бы очень неплохо, если бы все эти люди жили у меня на Тамани.
Половцы, от которых булгары успешно отбивались много лет, буквально стояли на ушах, они прекрасно знали о богатствах, хранящихся в сундуках булгарских купцов и знати, и каждый день вскользь интересовались, когда же мы пойдем туда.
Дромоны, регулярно доставлявшие в устье Дона все, что нужно для пополнения армии, уже увезли все трофеи половецкой войны, теперь ожидая новых грузов с Волги.
Ярополк не мог идти в этот поход, мы с ним расстались с грустью. У меня в прошлой жизни не было ни братьев, ни сестер, и трехмесячное пребывания рядом с родным человеком сильно изменило меня. В первый раз, когда мы с ним встретились, он был полон сомнений, но после единственного взгляда на меня побледнел, глаза его стали мокрыми, он непослушными губами прошептал:
– Глеб, братец родимый! – и кинулся меня обнимать.
А я-то, старый, битый-перебитый волк, от этих слез и объятий сам пустил слезу. А потом мы, вытерев слезы, устроили праздник, какой полагается делать при встрече давно не видевшихся родственников, в нем с удовольствием приняли участие все бояре и военачальники половецких родов.
Иногда мне даже казалось, что я, наверно, и есть настоящий Глеб и родной брат Ярополка, и, как обычно, при таких мыслях передо мной всплывало ехидное лицо Яровида. Ярополк остался бы со мной и дальше, но он был не вполне властен над собой и должен был заниматься и другими делами, впрочем, как и я.
В августе, реализуя мои планы, войска были полностью готовы и двинулись маршем на север. Обгоняя нас, туда летела весть о половецких полчищах, идущих на Булгар.
Эмир Алтынбек угрюмо сидел в своем дворце и читал донесение, доставленное ему с южных рубежей страны. Перед ним стояли два визиря, услужливо заглядывающие в глаза своего господина.
Прочитав письмо, Алтынбек небрежно уронил его на подушки и уставился немигающим взглядом на визиря, отвечающего за своевременное извещение о событиях в степи. Тот мгновенно вспотел и уже почувствовал на шее холод сабли, отделяющей голову от тела.
