Умел ли Власов хранить военную тайну? Самое интересное, что до своего пленения да! Для этого есть совершенно конкретные документальные примеры. Например, в своём письме походно-полевой жене Агнессе Павловне Подмазенко от 14 февраля 1942 г. он пишет:
«Меня вызывал к себе самый большой и главный хозяин. Представь себе, он беседовал со мной целых полтора часа»
{14}. Понятное дело, что речь идет о Сталине, и вес же имя вождя Власов в письме не называет. А вот два отрывка из другого письма от 26 апреля 1942 года уже законной жене Анне Михайловне Власовой:
«Раньше у нас с тобой связь почти наладилась, было уже хорошо, но как я переменил место работы, то связь стала хуже. Сейчас я работаю недалеко уже от того места, где жила Надя! (…)
Он, видимо, служит там, где я служил раньше и откуда я убыл 8 марта сего года. На новом месте работа но объему стала больше, ответственнее и почётнее»
{15}. В этом послании Власов напрямую не говорит, что назначен командующим 2-й Ударной армии, но намекает на своё местонахождение под Ленинградом. В письме Подмазенко от 26 апреля 1942 года Власов подсказывает свою новую должность:
«Я сейчас выполняю ответственную задачу. Письмо от тебя ко мне и наоборот идёт гораздо дольше, чем раньше, когда я был на старом месте. Что можно сказать о себе? Бьем фашистов крепко и готовим им крепкие весенние подарки ещё сильнее. Работаю примерно на той же должности когда был с тобой вместе, только объёмом она гораздо больше, почётнее, ответственнее. Но ты прекрасно знаешь, что, куда твоего Андрюшу ни пошлют правительство и партия, — он всегда любую задачу выполнит с честью»
{16}. В следующем письме походно-полевой жене от 17 мая 1942 года Власов намекает на окружение:
«На всё это я не стану тебе долго отвечать, потому что ты в своё время рядом пережила известную обстановку. Правда, сейчас обстановка немного лучше, чем тогда, когда мы начали бой, тогда, когда ты вместе со мной ехала в машине, но всё же обстановка серьёзная. Но невзирая ни на что, мы проклятых извергов фашистов всё равно сотрём с лица земли. И это будет очень скоро»
{17}.
Но это было в письмах, было это и на службе в Красной армии, которой Власов отдал 22 календарных года. Зато теперь, попав в плен, он как-то разговорился, хотя его никто не пытал и не собирался расстреливать.
Итак, 15 июля 1942 г. штаб 18-й немецкой армии направляет две части протокола допроса командующего 2-й советской Ударной армией генерал-лейтенанта Власова. Уже в начале первой части протокола допроса Власов непонятно зачем сообщает немцам: «…вступил в Коммунистическую партию с целью продвинуться вперед в Красной Армии»
{18}. Далее Андрей Андреевич поведал своему врагу «Подробности о Волховском фронте и 2-й Ударной армии». В частности, оп назвал состав Волховского фронта на середину марта 1942 года, командующего фронтом Мерецкова и командующих армиями (52-й, 59-й). К слову сказать, почему-то Власов не смог назвать командующего 4-й армией генерала П.И. Лялина, который с января 1942 года занимал должность помощника командующего войсками Волховского фронта, а в феврале был назначен командующим 4-й. А ведь новый заместитель командующего войсками Волховского фронта генерал-лейтенант А.А. Власов как никто другой должен был знать всех командармов, тем более их было всего несколько
{19}.
Любопытна оценка Власова генерала Мерецкова и генерала Яковлева. Своего бывшего шефа он называет эгоистом, очень нервной и рассеянной личностью. Своего коллегу, наоборот, хорошим военным работником, недовольным своим применением. Личностью частых переходов, известным, как пьяница
{20}. Затем Власов но просьбе допрашиваемых плавно переходит к причинам неудачи отхода своей армии, рассказывает о пополнении (призванных возрастах), о формировании новых соединений, оборонной промышленности, продовольственном положении, иностранных поставках, оперативных планах, об оружии, о семьях перебежчиков, про обращение с русскими военнопленными в Германии, о Ленинграде и, конечно же, о кадрах
{21}. В общем, он рассказал на допросе своему врагу все, что знал. И здесь, мне думается, не столь важно, в каком объеме Андрей Андреевич обладал секретной информацией, не важно, что он из-за пребывания в окружении многое знать просто не мог. Важно другое. Он охотно беседовал со своим противником, которого во всех письмах своим жёнам, и, видимо, не только, «бил и гнал», которого высмеивал и называл побежденным. Не думаю, что современный историк, будь он хоть трижды доктор наук, способен объективно определить ценность информации выданной командующим армией Власовым немцам в 1942 году. Для этого всё-таки нужна определённая компетенция, а, кроме того, понимание сути профессии Родину защищать! Уж, извольте, но Андрей Андреевич был с немцами словоохотлив, впрочем, поговорить он любил всегда.
Для тех, кто не знает, могу привести несколько примеров поведения немецких генералов в советском плену. Например, вот что записал в своём дневнике оперуполномоченный КРО ОО НКВД Донского фронта старший лейтенант госбезопасности Тарабрин о поведении плененного командующего 6-й армией генерал-фельдмаршала Паулюса и его начальника штаба генерал-лейтенанта Шмидта:
«3-го февраля 1943 г.
Сегодня в 11 часов утра опять у Паулюса, Шмидта и Адама. Когда я вошёл, они ещё спали. Паулюс проснулся, кивнул головой. Проснулся Шмидт.
Шмидт: “Доброе утро, что видели во сне?”
Паулюс: “Какие могут быть сны у пленного фельдмаршала? Адам, вы уже начали бриться? Оставьте мне горячей воды”.
Начинается процедура утреннего умывания, бритья и проч. Затем завтрак и обычные сигары. Вчера Паулюса вызывали на допрос, он всё ещё под его впечатлением.
Паулюс: “Странные люди. Пленного солдата спрашивают об оперативных вопросах”.
Шмидт: “Бесполезная вещь. Никто из нас говорить не будет. Это не 1918 год, когда кричали, что Германия — это одно, правительство — это другое, а армия — третье. Этой ошибки мы теперь не допустим”.
Паулюс: “Вполне согласен с вами, Шмидт”».
{22}
По воспоминания начальника штаба 64-й армии генерала И.Л. Ласкина, после пленения фельдмаршал Паулюс, генерал Шмидт и адъютант Паулюса Адам были приглашены на обед. В своих мемуарах он описывает один интереснейший эпизод:
«За столом Паулюс весьма осторожно прикасался и к содержимому в бокале, и к еде. На вопрос Шумилова, почему фельдмаршал так осторожен к пище, Паулюс ответил, что за последнее время он очень мало ел и сейчас боится перегрузить желудок.
А генерал Шмидт совсем не пил и почти ничего не ел, очевидно боясь быть отравленным. И за столом у командарма и во время обеда он не проронил ни слова. Жестокий и надменный фашист, он теперь выглядел жалким, затравленным волком.
