5
«Бывшая квартирная хозяйка Тони из Красного Колодца, одна из тех, что когда-то тоже выгнала её из своего дома, пришла в деревню Локоть за солью. Её задержали полицаи и повели в местную тюрьму, приписав связь с партизанами. “Не партизанка я. Спросите хоть вашу Тоньку-пулемётчицу”, — испугалась женщина. Тоня посмотрела на неё внимательно и хмыкнула: “Пойдём, я дам тебе соль”.
В крошечной комнате, где жила Антонина, царил порядок. Стоял пулемёт, блестевший от машинного масла. Рядом на стуле аккуратной стопочкой была сложена одежда: нарядные платьица, юбки, белые блузки с рикошетом дырок в спине. И корыто для стирки на полу.
“Если мне вещи у приговоренных нравятся, так я снимаю потом с мертвых, чего добру пропадать, — объяснила Тоня. — Один раз учительницу расстреливала, так мне ее кофточка понравилась, розовая, шёлковая, но уж больно вся в крови заляпана, побоялась, что не отстираю — пришлось ее в могиле оставить. Жалко… Так сколько тебе надо соли?”
“Ничего мне от тебя не нужно, — попятилась к двери женщина. — Побойся бога, Тоня, он ведь есть, он всё видит — сколько крови на тебе, не отстираешься!” “Ну раз ты смелая, что же ты помощи у меня просила, когда тебя в тюрьму вели? — закричала Антонина вслед. — Вот и погибала бы по-геройски! Значит, когда шкуру надо спасти, то и Тонькина дружба годится?”
По вечерам Антонина наряжалась и отправлялась в немецкий клуб на танцы. Другие девушки, подрабатывающие у немцев проститутками, с ней не дружили. Тоня задирала нос, бахвалясь тем, что она москвичка. С соседкой по комнате, машинисткой деревенского старосты, она тоже не откровенничала, а та её боялась за какой-то порченый взгляд и ещё за рано прорезавшуюся складку на лбу, как будто Тоня слишком много думает.
На танцах Тоня напивалась допьяна, и меняла партнёров как перчатки, смеялась, чокалась, стреляла сигаретки у офицеров. И не думала о тех очередных 27-ми, которых ей предстояло казнить утром. Страшно убивать только первого, второго, потом, когда счёт идёт на сотни, это становится просто тяжёлой работой.
Перед рассветом, когда после пыток затихали стоны приговорённых к казням партизан, Тоня вылезала тихонечко из своей постели и часами бродила по бывшей конюшне, переделанной наскоро в тюрьму, всматриваясь в лица тех, кого ей предстояло убить» (Палач Локотской республики).
6
Летом 1943-го Антонина подцепила срамную болезнь. От кого, и сама, видимо, не знала. Кавалеров у Тоньки-пулемётчицы было не счесть. Однако её пожалели, а возможно, и приберегли, отправив на излечение в тыловой немецкий госпиталь.
Когда Советская армия подошла и к тем местам, Антонине Макаровой удалось бежать. Весной 1945-го она работала уже медсестрой советского военного госпиталя в Кенигсберге, где и познакомилась со своим будущим мужем — гвардии рядовым Гинзбургом, который 18 апреля в наступательном бою за противотанковый ров на южной опушке леса Штаатсфорст огнём из своего миномёта уничтожил до 15 солдат противника и получил контузию. За этот подвиг солдата наградили медалью «За отвагу». Контузия же принесла солдату счастье. Он с первого взгляда полюбил свою медсестру в белом халате.
Виктор хоть и был еврей, однако воевал с 1941 г., прошёл всю войну. Да и было ему на тот момент уже 26 лет. Постарше, помудрее, в общем, самое настоящее твёрдое плечо, за которое и выходят замуж.
Через несколько дней они расписались, и Тоня взяла фамилию мужа. Вместе дослуживали до демобилизации, а потом переехали поближе к родине мужа.
Собственно, так Антонине Макаровой и удалось скрыться от возмездия на долгие десятилетия, но не навсегда.
7
«В тихом Лепеле, где почти все знают друг друга и здороваются при встречах, чета Гинзбургов и проживала благополучно до конца семидесятых, — уточняет Людмила Селицкая. — Настоящая образцово-показательная советская семья: оба ветераны Великой Отечественной, прекрасные труженики, растят двух дочерей. Льготы, стол заказов, орденские планки на груди в праздничные дни… Портрет Антонины Макаровой, как вспоминают старожилы Лепеля, украшал местную доску Почёта. Да что там говорить — фотографии четы ветеранов даже были в здешнем музее. Это потом, когда всё разъяснилось, один из снимков — женский — пришлось спешно изымать из музейных фондов и отправлять на списание с непривычными для музейщиков формулировками».
А разъяснялось все очень долго, пока в один из лептах дней 1978 г. Антонину Гинзбург не арестовали…
Она шла с обыкновенной авоськой в руке по улице своего города в плаще песочного цвета. Рядом резко затормозила «Волга», из которой выскочили люди в штатской одежде и обступили её плотным кольцом.
— Вы должны проехать с нами, — сказал ей самый старший.
Антонина Макаровна только подняла на него глаза и попросила закурить.
«Ни страха, ни волнения, ни слёз», — засвидетельствует оперуполномоченный Управления КГБ по Брянской области П. Головачёв.
8
Изобличению Антонины Макаровой-Гинзбург во многом поспособствовало элементарное везение. Л. Селицкая в своём материале прослеживает эту нить:
«Одним из проявлений этого феномена было то, что московскому жителю по фамилии Панфилов (Парфёнов здесь и далее.) в 1976 году пришлось срочно собираться в заграничный вояж. Будучи человеком дисциплинированным, он по всем тогдашним правилам заполнил полагавшуюся пространную анкету, не пропустив в перечислении ни одного из родственников. Вот тут-то и выплыла загадочная деталь: все братья-сёстры его — Панфиловы, а одна почему-то Макарова. Каким, простите за каламбур, макаром так получилось? Гражданина Панфилова вызвали в ОВИР для дополнительных объяснений, при которых присутствовали и заинтересованные люди в штатском. Панфилов поведал о живущей в Белоруссии сестре Антонине.
Как обстояло дело дальше, я расскажу языком документов, любезно предоставленных мне Натальей Макаровой, референтом пресс-группы УКГБ по Витебской области. Итак, “Справка о мероприятиях по розыску “Садистки”.
“В декабре 1976 года Гинзбург B.C. выезжал в г. Москву к брату жены полковнику Советской Армии Панфилову. Настораживало, что брат носил не одинаковую фамилию с женой Гинзбурга. Собранные данные послужили основанием к заведению в феврале 1977 года на Гинзбург (Макарову) А.М. дела проверки “Садистка”. При проверке Панфилова было выяснено, что Гинзбург А.М., как указал её брат в своей автобиографии, в период войны находилась в плену у немцев. Проверка показала также, что она имеет большое сходство с ранее разыскивавшейся УКГБ но Брянской области Макаровой Антониной Макаровой, 1920 — 1922 г.р., уроженкой Московской области, бывшей медсестрой Советской Армии, объявлявшейся во всесоюзный розыск. Розыск её был прекращён УКГБ по Брянской области в связи с малым объёмом необходимых для активных мероприятий данных и смертью (якобы расстреляна немцами в числе других женщин, больных венерической болезнью). Группа больных женщин действительно была расстреляна, но Гинзбург (А. Макарову. — Авт.) немцы увезли с собой в Калининградскую область, где она и осталась после бегства оккупантов”.
