Уже вечерело. Батальон, который действовал против нас, снялся с занимаемого рубежа и на танках ушел за своими наступающими войсками. Мы были, но существу, отрезаны от наших основных сил. Заняли круговую оборону. Положение оставалось крайне тревожным, но нам приказали никуда не двигаться. Я послал разведдозор в то село, где недавно встречался с комдивом и куда прошла отступающая колонна, но там уже были немцы. Принял решение отходить и вырваться из кольца окружения. Как только стемнело, мы вышли на окраину другого села, где, по сведениям разведчиков, противника еще не было. Здесь мы снова столкнулись с вражеской группой. После короткого боя удалились из села. Снарядил разведку из 12 человек во главе с моим замполитом А.С. Воробьевым и, чтобы не попасть в руки противника, приказал ему через каждые 10 километров по маршруту выставить регулировщиков. Батальон разделил на две группы. Одну отправил форсированным маршем, другую галопом на санях в сторону наших войск. Проехав несколько километров, сани возвращались пустыми к идущим следом солдатам и доставляли их к регулировщику. Получилась своеобразная боевая эстафета. Таким образом, за ночь преодолели километров тридцать. Страшно устали. Запхали 8 лошадей, но доставили весь личный состав, в том числе раненых.
К утру прибыли в село Софиевку. Расположились на околице в лесочке. Там встретились с полковниками и майорами из другого соединения, которые тоже были отрезаны от своих частей. Мои попытки выяснить обстановку были безрезультатными. Никто не знал, что творится вокруг, где находятся свои войска и противник. Из боевых подразделений здесь был только наш батальон. Мы опять оказались в окружении, но в составе другой дивизии. Послал разведчиков, которые установили, что кругом были немецкие войска, никакого прохода обнаружить не удалось. Пришлось развернуться в круговую оборону и последними силами удерживать занятую позицию. Никакой связи со своей дивизией у нас уже не было, поэтому я поддерживал тесный контакт со штабом другого соединения».
12
По авторитетному мнению комбата Кошелева, командир дивизии полковник Коротков, несмотря на свою личную храбрость и умение драться с фашистами, во время боевых действий в районе села Босовки допустил серьезные ошибки, «когда дивизия столкнулась с превосходящими силами противника и вынуждена была оставить свои позиции, — уточнит Д.И. Салтыков. — Он считал, что в той критической ситуации по вине полковника не был задействован дивизион катюш. В результате вражеские войска прорвали нашу оборону, нанесли дивизии сокрушительный контрудар и причинили большой урон в живой силе и технике. Будучи в нетрезвом состоянии, он потерял управление войсками, растерялся в момент столкновения с противником и ничего уже не смог предпринять, чтобы сосредоточить последние силы на танкодоступных участках. Видя, что бойцы оставляют позиции и бегут в панике от вражеских танков, стрелял по своим, пытаясь остановить их. Были случаи, когда он поднимал оружие и на офицеров.
Бывший командир пулеметной роты, ныне полковник в отставке Мироиычсв с горечью в душе рассказал случай, который произошел в январский день, когда дивизия терпела поражение. Он исполнял тогда обязанности адъютанта командира 29-го стрелкового полка, поскольку в роте не было людей. Комдив Коротков вызвал к себе комполка майора Тихонова и его замполита А.Ф. Тутова. Зная, что полковник разгневан и способен во хмелю применить против подчиненных оружие, Тихонов приказал Миронычеву перед заходом к комдиву держать автомат на взводе и в случае, если Коротков вздумает поднять пистолет, стрелять первым. Когда зашли к нему, он попытался выгнать Миронычева. Поняв, в чем дело, Тихонов сказал комдиву, что адъютант будет рядом. Разговор пошел на высоких тонах. Коротков разъяренно ругался магом. Потом он отправился на позиции артиллеристов и увидел, что пушки бездействуют, а расчеты бегут от наседающих танков врага. По рассказам однополчан, Коротков, не разобравшись, в чем дело, тут же застрелил командира батареи, у которого не было ни одного снаряда, чтобы отразить атаку противника».
На этом, естественно комдив не остановился. В тот день начальник оперативного отделения майор Петров отходил от Босовки вместе с полковником Коротковым. Именно он и рассказал следующий эпизод Л.З. Лебединцеву:
«Потом уже в темноте на машине виллис они оказались в районе огневых позиций именно того противотанкового резерва командира корпуса, который не принял участия в отражении танкового удара по пашей дивизии. Полковнику Короткову указали закрытый автотягач, в котором находился командир, и он зашел в него. В автобусе командир ПТ резерва угостил комдива ужином и дал выпить спиртного. Вышел комдив, покачиваясь на ступеньках, и крикнул: “Почему не цепляете орудия к тягачам?” Подошел капитан, командир батареи и спросил: “Кто вы такой?” — так как на кожаном пальто у Короткова погон не было. Коротков вынул пистолет из кобуры и в упор застрелил капитана. Все произошло мгновенно, и предотвратить несчастье было невозможно.
В этот момент подошла группа разведчиков из дивизионной разведывательной роты».
Командир разведроты лейтенант Зайцев мог оказаться следующей жертвой своего комдива. Об этом он напишет в своих воспоминаниях, не указывая должности и фамилии Короткова. Зато потом не раз будет рассказывать, называя того, кто его, раненого, хотел добить:
«Все патроны расстрелял. Танк вдруг разворачивается и на меня пушку наводит. Первый выстрел — перелет. Второй — недолет. Я открываю крышку, замок пулемета выбрасываю и убегаю. Еще выстрел. Мне перебивает правую ногу, осколок в грудь. Даже эмаль на ордене Красного Знамени сорвало. Но это уже я потом рассмотрел, много позже. Лежу раненый, с жизнью прощаюсь. Но мои разведчики меня не бросили. Повернули назад, подхватили меня и в овраг потащили. Там кое-как раны перевязали, даже рубашку свою нательную один порвал. На перебитую ногу ступить не могу. Слышно, как на горке кто-то шумит и громко ругается. Разведчики сбегали посмотреть и докладывают, что там начальники шумят-спорят. Я сказал, чтобы меня туда тащили, когда до них шагов тридцать осталось, я сам поковылял, на палку опираясь, доложить хотел. Иду, голова кружится, земля из-под ног уходит. А там командир дивизии, майор Петров… Между ними лежит на снегу командир батареи застреленный. Комдив и на меня свой пистолет наводит. Застрелил бы, но майор Петров помешал. Пуля полетела в небо. Вот так я остался в живых. Комдив был пьян и, расстреливая, пытался остановить отступавших».
В своих мемуарах А.З. Лебединцев напишет:
«На следующий день (15 января 1944 г.) стало известно, что наш командир дивизии арестован прямо в траншее 29-го полка, а начальник штаба в расположении командного пункта и оба взяты под стражу органами контрразведки “Смерш”. В командование дивизией с 18 января был допущен полковник Крымов М.Г. — штатный заместитель комдива. Должность начальника штаба дивизии временно исполнял майор Петров В.И. — начальник оперативного отделения. Началось следствие…»
13
Не менее важное свидетельство комбата Кошелева касается и дальнейших событий, представляющих особый исторический интерес:
«Меня вызвал 16 января командир этой дивизии генерал Пузиков. Он сообщил, что располагает точными сведениями, что наш 48-й полк потерял в бою Боевое Знамя и своего командира майора Бунтина и начальника штаба Ершова. Этой страшной вестью я был поражен. Она несмываемым позором легла на солдат. Генерал сказал также, что я с батальоном перехожу в его подчинение. При этом предупредил: если мне удастся узнать что-нибудь о командире полка, то немедленно доложить ему об этом. В штабе этой дивизии мне сказали, что генерал получил приказ найти майора Бунтина и арестовать за потерю знамени.
