Только если было доказано, что какой-нибудь полковник убил своего подчиненного офицера или своих солдат, будучи пьяным, без каких-либо причин, продиктованных боевой обстановкой, и только ВС или командование разрешали произвести расследование в данном конкретном случае, то старший офицер мог быть привлечен к ответственности за “самосуд”. В моей практике был один такой случай.
На Кубани, командир полка, подполковник, но фамилии, кажется, Кузнецов, совершил подобное преступление. Его полк понес огромные потери, он попросил подкреплений, и ему передали усиленную стрелковую роту из только что прибывшей во второй эшелон армии свежей дивизии, сформированной в Сухуми. Рота прибыла на подмогу с большими потерями, добралась до выделенного ей участка обороны, и командир роты, старший лейтенант, оставив на позициях вместо себя взводных сержантов, пошел в штаб полка, доложить, что приказ выполнен, Пьяный комполка набросился на него со словами — “Ты трус! Почему роту оставил?!”, и старший лейтенант немедленно вернулся на позиции. Вечером не переставший “нагружаться спиртом” командир полка, вызвал к себе этого командира роты и без слов расстрелял его в штабном блиндаже, всадил в лейтенанта четыре пули из нагана. Все штабные офицеры промолчали. Наутро комполка немного очухался, чуть протрезвел, пришел в 1-й батальон полка, полез на бруствер и с криком “Вперед за мной!” пытался вести роту в атаку. Немцы моментально всех выкосили из пулеметов, и расстрелять перед строем
сам комполка, получив на первых же метрах пулевое ранение, был отправлен в госпиталь. Когда нам сообщили об убийстве старшего лейтенанта, то меня направили проводить расследование. Подполковника пришлось допрашивать прямо в госпитале. Военный Совет Армии дал санкцию на арест командира полка, и он был осужден по суду трибунала».
8
В учетно-послужной карте полковника Короткова указано, что он расстрелян по приговору военного трибунала за нарушение приказа НКО № 227—42 г. Основание: шифротелеграмма 1-го Украинского фронта вх. 951 от 16.2.44 г.
Приказ этот (от 28 июля 1942 г.) широко известен, и я не буду цитировать его полностью. Остановимся лишь на причинах его возникновения, которые четко оговариваются в этом документе.
Первая: «Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется в глубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население. Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами. Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа. Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа из Москвы, покрыв свои знамена позором».
Вторая: «Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие из них проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток».
Третья; «Некоторые неумные люди на фронте утешают себя разговорами о том, что мы можем и дальше отступать на восток, так как у нас много территории, много земли, много населения и что хлеба у нас всегда будет в избытке. Этим они хотят оправдать свое позорное поведение на фронтах. Но такие разговоры являются насквозь фальшивыми и лживыми, выгодными лишь нашим врагам».
И, наконец, четвертая: «Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину».
Далее следует вполне закономерный вывод: «Поэтому надо в корне пресекать разговоры о том, что мы имеем возможность без конца отступать, что у нас много территории, страна наша велика и богата, населения много, хлеба всегда будет в избытке. Такие разговоры являются лживыми и вредными, они ослабляют нас и усиливают врага, ибо если не прекратим отступления, останемся без хлеба, без топлива, без металла, без сырья, без фабрик и заводов, без железных дорог
Из этого следует, что пора кончить отступление.
Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв».
После выхода этого приказа, как подчеркивает Ю.В. Рубцов, «репрессивный аппарат заработал без промедления. Во исполнение сталинского приказа нарком юстиции СССР и Прокурор СССР 31 июля 1942 г. издали директиву № 1096, в которой содержалась квалификация действий командиров, комиссаров и политработников, привлеченных к суду за, как говорилось в документе, «самовольное отступление с боевой позиции без приказа вышестоящих командиров и за пропаганду дальнейшего отступления частей Красной Армии», а также определялись сроки расследования этой категории дел.
Действия, заключавшиеся в самовольном отступлении без приказа, квалифицировались по ст. 58—1 «б» УК РСФСР (измена Родине, совершенная военнослужащим, каралась высшей мерой уголовного наказания — расстрелом с конфискацией всего имущества). Расследование по этим делам не могло превышать 48 часов. Пропаганда дальнейшего отступления квалифицировалась по ст. 58—10, ч. 2 УК (контрреволюционная пропаганда и агитация при наличии отягчающего обстоятельства — военной обстановки или военного положения — каралась расстрелом).
Военным прокурорам и председателям трибуналов предписывалось принять «решительные меры к оказанию командованию и политорганам реальной помощи к выполнению задач, поставленных в приказе народного комиссара обороны».
Приказ НКО СССР № 227 зачитывался во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах, штабах. С его содержанием в Красной Армии были знакомы, без преувеличения, все, и никто не мог сослаться на собственное неведение» («Штрафники Великой Отечественной»).
Согласитесь, что хотя приказа № 227 никто не отменял, однако в 1944 году он фактически не соответствовал обстановке на советско-германском фронте. Красная Армия наступала по всему фронту. И массовых отступлений, массовой трусости уже не было и быть не могло в помине. Отдельные же случаи явно не становились вопиющими…
На вопрос «Например, командир батальона не выполнил приказ, не взял высоту в атаке. Или командир стрелковой бригады, при штурме какой-то деревни полностью “истребил свои батальоны”. Как расследовались подобные трагические события?» Зяма Яковлевич Иоффе отвечает так:
«Прокурорское расследование таких случаев производилось только с санкции ВС Армии. В общевойсковой армии было два члена ВС (Военного Совета) и один из них курировал деятельность прокуратуры в своей армии. В случае с “комбатом, не выполнившим приказ”, обычно разбиралась прокуратура стрелковой дивизии, в которой все это произошло. А уровень командира бригады или дивизии, как я вам уже говорил, — это уже была работа прокуратуры армии, тем более, что в таких ситуациях обвинение основывалось на статье 193—17 — “потеря управления в бою” — серьезное должностное преступление. Но зря вы думаете, что за чрезмерные потери строго спрашивали.
