Там свистал боевой многозвенчатый бич. Горло одного из «лососей» с «Зерцала Огня» вмиг было оплетено звенящей сталью. От сильного рывка воин упал на колени, и меч Норгвана положил конец его страданиям. Обрубленная голова была отброшена носком его сандалии прочь, бич освобожден, а сам Норгван, облаченный в позлащенные доспехи во вкусе ре-тарских стердогастов, шагнул навстречу Дотанагеле.
Пар-арценц был багров и страшен. Он несколько раз пытался вырвать из плеча «крылатую иглу», но она, распустив в его плоти жестокие крючки, не выходила. Дотанагела упал на колени. Знахарь был далеко и не видел происходящего. Самеллан, чья секира то и дело взлетала над головами в свалке по противоположному борту, ничем помочь не мог. И Эган, и Иланаф могли противопоставить чересчур подвижному для неодухотворенного предмета бичу в руках Норгвана лишь свои обычные мечи, придуманные для честных воинов, а не для Хуммеровых наперсников.
Норгван был уже в каких-то двадцати шагах. Он понимал, что не сможет одолеть всех и вся на этом проклятом «Зерцале Огня». Но он знал, что предателю пар-арценцу не жить. Равно как и тем двум молокососам из банды изменников, которые завороженно наблюдают за его приближением. И Норгван был горд своей службой князю и истине.
Но не только Эгин и Иланаф видели его. Был еще один человек на боевой башенке «Зерцала» с неприятным, словно траченным огненной молью лицом, который понял все. И «молния Аюта» по правому борту, довернутая на «крапчатого спрута» и ноль, смиренно дожидалась своего часа. С исчислителем не было Са-меллана, а без его слов и магических игл ядро «молнии» означало не более, чем просто кусок железа. Впрочем, с сорока шагов и этого было достаточно. Норгван сделал еще один шаг. Исчислитель затаил дыхание.
– Пали!
– Где, раздери меня Шилол, этот проклятый Норгван? ― это был Самеллан, его руки были запятнаны кровью до локтей, двусторонняясекира жестоко иззубрена.
Все закончилось только что. Пленных не было. Палуба и трюмы «Сумеречного Призрака» были усеяны телами погибших. Среди них было и двадцать девять воинов с «Зерцала Огня».
Над потерявшим сознание Дотанагелой склонился Знахарь. Эгин, тяжело опершись на древко трофейной алебарды, ошалело таращился на все еще теплые золотистые обломки панциря Норгвана.
– Норгван? ― спросил он, подымая взгляд на свирепого сокрушителя офицеров Опоры Единства. ― Вот ваш Норгван, досточтимый гиазир Самеллан.
Эгин поддел носком ближайший искореженный обломок панциря. Снизу он был заляпан какими-то нелицеприятными кровавыми сгустками, но едва ли был сейчас на палубе «Сумеречного Призрака» человек, способный изобразить что-либо, напоминающее брезгливую гримасу.
Самеллан несколько мгновений молчал. Потом тяжело вздохнул.
– Я хотел взять этого подонка живым, ― сказал он упавшим голосом. ― Оторву голову исчислителю.
Знахарь поднялся с корточек, сжимая в руке зловеще почерневшую «крылатую иглу», которую он наконец-то смог извлечь из плеча Дотанагелы.
– Если бы не исчислитель, милостивый гиазир Самеллан, ― сказал Знахарь, сверля капитана пристальным взглядом, ― пар-арценц был бы сейчас мертв. И вместе с ним было бы мертво все наше дело. Так что потрудитесь оставить свою мстительность при себе. Она вам еще пригодится в будущем. А исчислителя я бы рекомендовал представить к нагрудному отличительному знаку. Вот только непонятно к какому. Явно не к варанскому, ― закончил Знахарь уже в своей привычной шутливой манере.
Глава девятая
МЕСТЬ САМЕЛЛАНА
Потом они долго собирали оружие, считали павших и под предводительством Иланафа рылись в трюмах на предмет чего-нибудь интересного. Интересного не сыскалось. Бич Норгвана долго разглядывал Знахарь, а потом, пробормотав какое-то проклятие, вышвырнул прочь в волны моря Фахо. «Дрянь, ― прокомментировал он свое действие, ― лучше с ним не возиться. Удавит». Потом матросы расчехляли паруса, убирали щиты и вообще переводили «Зерцало Огня» в обычное походное положение.
Подожженный на прощание собственными снарядами «Сумеречный Призрак» растворялся за кормой в роении искр и хлопьев сажи. Ему было суждено стать погребальным костром для двухсот сорока трех варан-цев, долгие годы составлявших заслуженную гордость «Голубого Лосося» и Свода Равновесия. Война началась, и первое сражение в ней было выиграно мятежным пар-арценцем Дотанагелой.
Сам пар-арценц, синюшный, как умертвие, лежал сейчас на жесткой койке (так приказал Знахарь) и бредил под бдительным надзором Вербелины исс Аран. «Она, похоже, действительно влюблена в это исчадие Хуммера, ― подумал Эгин, заглядывая на секунду в их каюту. ― Впрочем, я бы, пожалуй, тоже любил человека, который вытащил бы меня из того псового вертепа, который творился в ее имении».
Этан, который после сражения был полностью предоставлен сам себе, пошел на корму. По дороге он встретил иечислителя, который с какой-то дурацкой полуулыбкой на изможденном лице плелся вдоль борта, то и дело сплевывая коричневые сгустки слюны. Эгина он совершенно проигнорировал.
– Милостивый гиазир! ― тронул его за локоть Эгин. Тот остановился, обратил к Эгину пустой взор и пробормотал:
– А-а, вчерашний рах-саванн…
– И сегодняшний тоже! ― задиристо заметил Эгин. Выходило довольно глупо. Он хотел от всего сердца поблагодарить исчислителя за его отличную службу, которая в конечном итоге спасла жизнь не только До-танагеле, но и ему, Эгину, хотел извиниться за вчерашнее недоразумение на палубе, хотел… А вместо всего этого прекраснодушия он стоит перед живым трупом, который обожрался запрещенной «смолки», или «корки», или, Шилол поймешь, как эта дрянь у них называется, и с трудом видит своего собеседника сквозь какое-нибудь блаженное радужноцветное марево.
Исчислитель молча и бессмысленно улыбался ему. Как ребенок. Эта мысль о ребенке немного смягчила раздражение Эгина, и он хлопнул «лосося» по плечу.
– Спасибо, друг, за стрельбу. И, клянусь Шило-лом, шел бы ты в каюту проспаться. У тебя сегодня был трудный день.
«Какая чушь! ― ужаснулся сам себе Эгин. ― Хорошо, что он меня сейчас не понимает». И вдруг, к огромному своему удивлению, Эгин увидел в глазах ис-числителя проблеск смысла ― чужого, непривычного, но все же смысла ― и тот, разлепив губы, произнес ровным голосом:
– Ты ошибаешься, рах-саванн. Трудный день сегодня был у тебя.
"А ведь он прав, мерзавец, ― думал Эгин, поднимаясь на боевую башенку. ― По-своему прав. Ведь он, исчислитель, просто делал сегодня свою привычную работу, какую ему не раз и не два приходилось выполнять в боях со смегами и в стычках с задиристыми северянами близ дельты Ориса. Самеллан ― тоже. Дотанагела, Йланаф, Знахарь ― они прекрасно знали, на что идут. А я вчера получил по голове, потом ночью на меня обрушились потоки новостей, а сегодня спросонья ― эта огненная мясорубка. А я ведь думал, что подобные сражения гремели только шесть веков назад в Синем Алустрале. Да и то не в действительности, а на страницах всех этих насквозь лживых «Книг Урайна».
