То, что на органы контрразведки, как Вы говорите, возложена борьба с агентурой противника, проникающей в партизанские отряды, то мы это только приветствуем, хотя слышим об этом впервые. Возникает другой вопрос, почему со времени организации СМЕРШ никто из работников этого управления не говорил о том, как они собираются и что намечают предпринять, чтобы организовать работу и развернуть борьбу с агентурой противника, почему не проведено ни одно мероприятие, а в партизанских отрядах нет ни одного вашего работника. Вы, как это видно из письма, считаете, что руководящие органы партизанского движения не могут без ведома органов контрразведки СМЕРШ решать вопрос и осуществлять в необходимых случаях доставку из тыла противника захваченных партизанами агентов врага и допрашивать их.
Логически следует, что командиры и комиссары партизанских отрядов и бригад также должны в таком случае быть лишены права допроса разоблаченных и захваченных партизанами агентов противника, эти наши претензии вызывают просто удивление, так как они ставят в нелепое положение руководящие органы партизанского движения и противоречат здравому смыслу… Мы получаем от соответствующих органов немалую информацию, интересующую нас, к примеру сказать, 4-е управление НКГБ СССР ежедневно информирует нас и посылает сведения, материалы, которые представляют большой интерес для партизанского движения. А от Вас, повторяю, мы не получили ни одного материала».
Комментируя эти отрывки из переписки, автор отмечает, что «Абакумов из-за непомерных амбиций пытался подчинить своему ведомству, причем без всяких на то оснований, не только партизанскую контрразведку. Абакумов также постоянно вмешивался в дела 4-го Управления НКВД, пытался (отчасти это ему удалось) взять под свой контроль радиоигру с немецкой разведкой под кодовым названием «Монастырь»».
Это была все та же техника нахрапа, все тот же метод идти напролом. Судя по всему, своим привычкам Виктор Семенович никогда не изменял…
Кто знает, читал ли Абакумов аналитическую работу «Азбука контрразведчика», рожденную в уже далеком 1925 году в недрах КРО ОГПУ, автор которой неизвестен и по сей день? Так вот, там черным по белому написано, что «агент должен быть артистом, он должен всегда хорошо и ясно учитывать свои силы и силы противника, не лезть напролом, не взвесив всех шансов на успех. Правильная оценка положения, вдумчивость, решительность, хладнокровие, умение дать ответ и отпор при всяком положении, не показав своего замешательства, необходимы агенту. Чем яснее агент представляет себе психологию того лица, за которое он сам себя выдает, чем лучше он поймет и уловит, как бы это лицо поступало и говорило в данном случае, тем естественнее он будет выглядеть и тем труднее будет отличать вымысел от действительности». Деятельность Абакумова во главе военной контрразведки наводит на мысль, что он не во всем соответствовал занимаемому им положению. В нем были и решительность, и хладнокровие, но не всегда хватало вдумчивости и артистичности. Все это, бесспорно, можно списать на молодость, отсутствие огромного профессионального опыта и, конечно же, низшее образование, которое не могло не сказываться…
Так в своих последних откровениях Виктор Семенович поведал своему следователю об одном из своих фронтовых эпизодов: «Был молод, кровь бурлила, хотелось показать всем, что я к страху отношусь с презрением. А в доказательство брал несколько верных охранников, ребят отпетых, садились по машинам и на передовую, в точки, где, казалось, без меня обойтись никак не могли. Однажды мне доложили, что рота или даже целый взвод бойцов подстрелили своего командира, побросали противотанковые ружья и подались к немцам. Представляешь, оголили участок для выхода немецких танков в наш тыл. А удар в спину, да еще танковый — это значит гибель сотен тысяч солдат. Я со своими орлами на двух машинах погнался за беглецами. Основную часть дезертиров мы настигли в ближайшем за передовой лесу. Они сбились в группы и ждали прихода немцев. Тех, кто оказал сопротивление, уничтожили на месте, остальных построили в колонну и в сопровождении трех автоматчиков отправили в тыл для разбирательства. Сами же продолжили поиск. А тут, как на грех, гроза началась. Дороги моментально превратились в глиняное месиво. Пока мы друг друга из трясин вытаскивали, ночь наступила. Темень и ливень. В результате мы элементарно заблудились. Двинулись в направлении наших позиций. Набрели на какую-то деревню. Слабый свет в избе на самом краю. Осмотрелись, вроде, немцев нет. Загнали машины под стога сена. Нам повезло. Хозяйка оказалась солдатской матерью. Нас обогрела, выложила на стол все, что у нее было до последней крошки. «Ешьте мальчики, только русскую землю немцам не отдавайте!» Решили с первыми проблесками рассвета двигаться дальше. К сожалению, и немцы также решили. Едва забрезжил рассвет, мы привели себя в порядок и были готовы выступать, как вбегает часовой и докладывает: «Товарищ генерал, мы в окружение попали, немецкие танки по дороге движутся!» Я через занавеску в окно глянул, а там, как на киноэкране, черные кресты на бортах немецких танков один за другим проплывают. Мы по машинам и прямо через поле в лес. Немцы погоню устраивать не стали. Для очистки совести несколько снарядов нам вдогонку послали. В лесу, правда, мы на какую-то немецкую разведгруппу натолкнулись, но мои орлы с ними за несколько минут разделались. В общем, к полудню мы к своим добрались. Я ребят отпустил, чтобы помылись, побрились и, конечно, выспались. А сам в штаб направился.
А армейский штаб — это как коммунальная квартира: слухи распространяются моментально. Иду, а навстречу мне член Военного совета, человек пожилой, с которым у меня были очень теплые дружеские отношения. Мы поздоровались. Я стою немытый, обросший, в шинели, заляпанной глиной. Он внимательно посмотрел на меня и говорит: «Мы тут за тебя сильно переволновались, и не обижайся, но твои поездки по немецким тылам — это, на мой взгляд, легкомыслие». «Немцы там случайно оказались», — говорю я. «Это ничего не меняет. Немцы могли ранить тебя, взять в плен. Известно, что они политработников и вашего брата в плен не берут. Тут же расстреливают. Наверное, для тебя, как для руководителя контрразведки сделали бы исключение. Отправили в Берлин, передали в гестапо, там долго пытали и, в конце концов, пристрелили»».
— Вас такая перспектива не испугала? — поинтересовался следователь Иван Иванович Елисеев.
«— До этого места нет. Я в нее просто не верил. Член Военного совета это понял и тут же нарисовал картину, которую я себе до того и представить не мог, но которая меня потрясла. «Ты знаешь, что бы сказал Верховный, когда ему доложили о том, что Абакумов попал в плен к немцам?» Я пожал плечами. «Мы доверили ему руководить нашей контрразведкой, а он в плен угодил». Вот тут меня такой страх одолел за прошедшую ночь и за все, что могло бы действительно произойти, что я повернулся и, не прощаясь, пошел к себе. Заперся в рабочей комнате и просидел на стуле без движения часа полтора, а то и два».
Примечательно, что Великая Отечественная война заставила, в том числе и военную контрразведку, вновь вспомнить теоретические разработки 20-х годов, а полученные знания умело использовать в тяжелейшей борьбе со спецслужбами фашистской Германии. Чисто палаческие функции 30-х годов пришлось отодвинуть на второй план…
