Феликс Эдмундович отлично знал, какие «лавры» стяжал себе генерал Слащёв. Неслыханными жестокостями, кровавыми расправами над лучшими сынами нашей родины прославил себя этот белогвардеец. Но интересы государства требовали дальновидной политики: возвращение генерала Слащёва в Советскую Россию даст возможность использовать его самого в целях разложения эмиграции. Да и сам факт его возвращения в Россию имел бы определённое политическое значение.
Вскоре в Крым приехал из Харькова особоуполномоченный ВЧК с письмом, в котором было сказано: «По распоряжению председателя ВЧК Ф.Э. Дзержинского к вам направляется в Крым товарищ для ведения переговоров с генералом Слащёвым, находящимся в Константинополе. Вся работа особоуполномоченного должна проходить под вашим контролем. Прошу оказывать ему помощь».
Нам стало известно, что генерал Слащёв с женой и ребёнком проживает в Стамбуле. Средств к жизни не имеет. Занимает старую маленькую хибарку, почти без всякой обстановки. (…)
Очень скоро мы смогли убедиться, что Слащёв действительно разочаровался в политике контрреволюционных организаций, продолжавших антисоветскую деятельность за границей. С пристальным вниманием он следил за событиями в Советской России и горячо говорил о своём желании получить прощение у Советского правительства, чтобы иметь возможность честной службой искупить свою вину перед народом.
Феликс Эдмундович просил нас регулярно и подробнейшим образом сообщать ему о переговорах со Слащёвым, и все дальнейшие указания по этому вопросу мы получали от Ф.Э. Дзержинского. Он поручил передать Слащёву, что Советское правительство разрешает ему вернуться на родину и обещает обеспечить работой по специальности (Слащёв ещё до мировой войны занимался преподавательской деятельностью в высшем военном учебном заведении)».
Как уточняет А. Зданович, «первые контакты уполномоченного ВЧК со Слащёвым состоялись в феврале 1921 года. Они носили скорее разведочный характер: уточнялись позиции сторон, определялись возможные совместные действия в Константинополе. Ельский не имел тогда полномочий на предложение Слащёву возвратиться в Россию. (…)
Встречи со Слащёвым Ельскому приходилось устраивать, соблюдая строжайшую конспирацию. Он использовал все свои навыки старого подпольщика, чтобы обезопасить себя и офицеров, с которыми поддерживал связь, от провала на начальной стадии работы. Ведь в Константинополе действовали, по крайней мере, три официальные контрразведки. Все они хорошо оплачивались и могли вербовать многочисленных агентов для выявления подпольной работы большевиков.
Главным объектом их устремлений являлась Российско-Украинская торговая миссия, сотрудники которой не без основания подозревались в агитации среди врангелевских солдат за возвращение домой. Переполох среди контрразведчиков вызвало появление в середине февраля 1921 года первого номера подпольной газеты «Константинопольские известия», органа городского комитета коммунистической партии. Усиливалась агитация и непосредственно в военных лагерях.
В целях большой безопасности Слащёв со своим начальником штаба генералом Дубяго и другими офицерами поменял место жительства, снял дачу на берегу Босфора и организовал товарищество по обработке фруктовых садов. В это же время Ельский добивается через Дзержинского, чтобы ему прислали моторную лодку, которую, вероятно, он предполагал использовать для вывоза генерала и его группы из Турции в случае непредвиденных обстоятельств.
Шло время. День ото дня Слащёв всё больше укреплялся в мысли просить советские власти разрешить ему вернуться.
Окончательное решение созрело у него в мае. По крайней мере, именно в мае чекисты перехватили письмо из Константинополя в Симферополь с сообщением, что Слащёв выражает желание вернуться на родину, чтобы отдать себя в руки Советского правительства. Письмо было адресовано артисту Симферопольского театра М.И. Богданову, а автором письма был Фёдор Исаакович Баткин. (…)
…в Симферополе уполномоченный Всеукраинской ЧК С.Б. Виленский, курировавший по указанию Дзержинского операцию возвращения генерала Слащёва в Россию, завербовал получателя письма Баткина — артиста Богданова, и направил его в Константинополь с заданием: выйти на связь со Слащёвым и оказать содействие в организации выезда генерала в Крым.
Прибыв в Турцию, Богданов первое время точно выполнял задание чекистов: установил контакт с Баткиным и через него со Слащёвым; сообщил генералу, что ему обещана полная амнистия и даже должность в Красной армии.
Но, освоившись в Константинополе, Богданов стал необдуманно расширять круг связей среди белоэмигрантов, выдавая себя чуть ли не за официального представителя Советского правительства по организации репатриации врангелевцев на родину. Вполне естественно, что он попал в поле зрения врангелевской контрразведки. В результате намеченный план возвращения Слащёва оказался под угрозой срыва. Кроме этого, обещанные чекистами деньги для передачи капитану судна, на котором предполагалось вывезти Слащёва из Константинополя, пока не подоспели. Начало операции пришлось отложить».
Парадокс заключается в том, что в результате контакт по группе Слащёва был потерян. И это учитывая работу сразу двух советских разведок в Турции: ВЧК и военной разведки РККА, взаимодействие между которыми, судя по всему, отсутствовало. Тогда помог случай.
«Ничем другим нельзя объяснить тот факт, — продолжает А. Зданович, — что в Политбюро ЦК РКП(б) в начале октября 1921 года поступил на рассмотрение доклад сотрудника разведупра войск Украины и Крыма Дашевского с предложениями по переброске генерала и ряда офицеров из Турции на советскую территорию. (…)
Изучив привезённые Дашевским предложения, Троцкий написал записку в Политбюро: «…Считаю, что нужно «условия» принять, т. е. переправить их в Россию. Формальное руководство делом было возложено на т. Дзержинского. Может быть, послать т. Дашевского к Дзержинскому?»
Разведупровские материалы Троцкий переслал Ленину.
Председатель Совнаркома, со своей стороны, предложил для детального обсуждения и подготовки проекта окончательного решения создать комиссию…
На состоявшемся 7 октября 1921 года заседании Политбюро ЦК РКП(б) предложение Ленина было поддержано, и в тот же день комиссия приступила к работе, а к вечеру Каменев подготовил проект решения Политбюро. В нём говорилось, что целесообразно «предложение признать приемлемым, т. е. согласиться на переправку Слащёва и компании в Россию»».
10 октября 1921 г. вопрос по Слащёву был решён на самом верху, а с середины октября свои действия активизировали и непосредственные исполнители операции.
«Тененбаум (Ельский) фактически прекратил контакты со Слащёвым, сосредоточив свои усилия на других генералах и офицерах, в том числе уезжающих в Болгарию вместе со своими частями. В ВЧК решили, что тандем Баткин — Богданов имеет больше шансов на успех.
На первую роль выходит Баткин. Он даже переехал на дачу, арендуемую Слащёвым, и оттуда через своих агентов организовал отъезд. Дело стопорилось отсутствием денег. Капитан итальянского парохода «Жан» требовал значительную сумму в турецких лирах, а курьер из Севастополя по неизвестной причине задерживался. Наконец, он прибыл, но вызвал подозрения у английской охраны порта и был арестован.
