Жуков: Не получал. Что вы думаете делать с бобруйской группой и кто разрешил отход и оставление Минска?
Павлов: Разрешение на оставление Минска и на отход никто не давал. 26 июня маршал Шапошников через делегатов связи передал приказание 44-му и 2-му стрелковым корпусам, что если нужно, то драться в окружении и не отходить. Командир 2-го корпуса Ермаков ответил, что иначе он не понимает задачи, однако под ударом крупных механизированных сил он не только отошел, но еще и не поставил в известность как своего соседа, так и высший штаб. 44-й корпус тоже был атакован крупными мехсоединениями со стороны Дзержинска и донес с делегатом, что он отходит южнее Могилевского шоссе.
Жуков: Основная ваша задача — как можно быстрее разыскать части и вывести их за реку Березину. За это дело возьмитесь лично и отберите для этой цели способных командиров.
Ставка Главного командования от вас требует в кратчайший срок собрать все войска фронта и привести их в надлежащее состояние.
Ни в коем случае не допустить прорыва частей противника в районе Бобруйска и в районе Борисова. Вы должны, во что бы то ни стало не допустить срыва окончания сосредоточения армий в районе Орша — Могилев — Жлобин — Рогачев.
Для руководства боями и для того, чтобы вы знали, что происходит под Бобруйском, вышлите группу командиров с радиостанцией под руководством вашего заместителя. Немедленно эвакуируйте склады, чтобы все это не попало в руки противника. Как только обстановка прояснится, сразу же обо всем доложите.
Павлов: Для удержания Бобруйска и Борисова бросил все части, даже школу. Выделить дополнительно хотя бы одну радиостанцию больше не имею возможности. Штаб имеет одну». (А теперь сравните вышеприведенный документ с тем, который приведен в мемуарах Г.К. Жукова и убедитесь в некотором разночтении!)
* * *
30 июня 1941 г., когда продолжались бои остатков войск Западного фронта в окружении между Белостоком и Минском в Могилев прибыли генералы А.И. Еременко (новый командующий) и Г.К. Маландин (новый начальник штаба).
В 13.00 они представились маршалам Ворошилову и Шапошникову. После краткого доклада Еременко и Маландина Ворошилов сказал:
— Неважное вы, товарищи, получаете наследство. Мы вот тут с Борисом Михайловичем вторые сутки пытаемся кое-что сделать.
— Судя по информации наркома, — выступил Еременко, — и то, что мы узнали от Павлова, обстановка трудная.
— Не хочу вас пугать, — продолжил Климент Ефремович, — но это сказано слабо.
— Вы правы, товарищ маршал, Павлов, когда зашла речь о приеме фронта, обмолвился, что ему, в сущности, и сдавать нечего.
— Ну, это Павлов шарахается из одной крайности в другую, — возразил Климент Ефремович. — Если бы дело обстояло так, как он говорит, то немцы были бы сейчас под Могилевом. Войска, конечно, дерутся и кое-где, скажем, на участке 2-го стрелкового корпуса, немцы несут потери в танках и довольно-таки ощутительные. Но нужно сказать, что фронта в обычном понятии нет. Большая часть двух армий, как вы, вероятно, знаете, находится в окружении. По косвенным данным, мы знаем, что они с боями отходят на восток в район Новогрудок. Хочется верить, что многие смогут пробиться.
На правом фланге немцы обошли Минск с северо-запада, подробностей мы еще не знаем, неясно с Минском. Не исключено, что бои еще идут на некоторых участках Минского укрепрайона. На левом фланге положение не менее острое. Правда, по нашим с Борисом Михайловичем наблюдениям, противник несколько снизил темпы наступления, во всяком случае, они меньше по сравнению с первыми днями войны.
— Очевидно, — вступил в разговор Шапошников, — это вызвано тем, что какая-то часть его сил отвлечена на операции против войск 3-й и 10-й армий и, видимо, идет подтягивание тылов.
— Борис Михайлович прав, — согласился Климент Ефремович, — какая-то пауза имеет место, вернее, имела. Теперь надо ждать удара немецких мехчастей на Борисовском и Могилевском направлениях с целью выхода на Березину и Днепр. До подхода резервов все внимание обороне левого берега Березины...
Из записи адьютанта маршала Ворошилова — Л.А. Щербакова: «Обедали в палатке. Павлов отчужденно молчал, не принимая участия в разговоре. За последние сутки он часто впадал из одной крайности в другую. Узнав, что в районе Раков якобы стоят немецкие танки без горючего, и не имея возможности в этом удостовериться, он тем не менее с большой убежденностью стал говорить, что противник выдыхается, что дальше таких темпов его механизированные войска не выдержат, подведет питание горючим и боеприпасами. При этом он ссылался на опыт гражданской войны в Испании, где ему приходилось иметь дело станками. Или вдруг высказывал уверенность, что дивизии 3-й и 10-й армий еще не потеряны, они прорвутся и смогут усилить оборону на р. Березине. Но когда ему говорили, что это только его предположения, плохо подкрепленные фактами, он сникал, замыкался и чаще молча выслушивал работников штаба, подходивших к нему с докладом.
Когда немецкие танки ворвались в Бобруйск и особенно после отхода 2-го стрелкового корпуса, он возбужденно говорил, что резервы безнадежно опаздывают, Генштаб недостаточно энергично проталкивает резервные армии к Днепру. Есть опасность, что немецкие танки с ходу могут выйти на этот рубеж и угрожать Смоленску.
— Когда из Минска штаб фронта перебазировался в Могилев, я понял, что меня снимут. Буду проситься на мехкорпус. — И немного помолчав, продолжал: — Я понимаю необходимость этой замены, но должен сказать, что с момента нападения немцев мною сделано все, чтобы уменьшить размер поражения. Это может подтвердить Борис Михайлович, который отлично видел, в каких невероятно трудных условиях приходилось командованию фронтом руководить войсками. Был момент, когда я думал разделить участь генерала Самсонова. Об этом знает Борис Михайлович, он и остановил меня от этого шага.
— Не болтайте глупостей, — резко оборвал его Климент Ефремович, — я запрещаю вам говорить подобные слова. Это позорный выход для слюнтяев. Запомните, будет пролито немало крови, но мы наступим Гитлеру на горло.
Теперь вы понимаете, почему вам нельзя оставаться на посту командующего. Посмотрите на Климовских или, например, на Григорьева и, наконец, на себя. Вы потеряли почву под ногами. Как же вы и ваш штаб при таком шоке сможете внушить войскам волю к сопротивлению.
— Простите, это была минутная слабость, — сказал Павлов. — Теперь многое видно, в том числе и мои ошибки. Сейчас говорят о неправильном использовании 6-го мехкорпуса. Да, это был самый боеспособный корпус, и на него возлагались большие надежды. Вначале я принял решение нанести этим соединением удар на Бельск с выходом на Волковыск, и тем самым нажим противника с юга был бы наверняка ослаблен и левофланговые дивизии 10-й армии получили бы свободу действия. Борис Михайлович санкционировал это решение. Затем была получена директива включить 6-й мехкорпус в конно-механизированную группу и нанести удар на Гродно и севернее. Удар этот не получил развития, и в конечном счете я снят за это с поста командующего.
