Но правильно ли был изучен этот опыт? И был ли он изучен вообще?
По мнению профессора В.А. Анфилова, «гигантомания политического и военного руководства в строительстве Красной Армии весной 1941 г. явилась большой ошибкой. Вследствие этого Красная Армия не усилилась, а ослабла».
Например, одновременное развертывание и формирование соединений и частей в короткие сроки в результате привели к снижению боеспособности Красной Армии. Отсутствие последовательности в работе по повышению мобилизационной готовности приграничных округов также способствовало этому процессу. Соединения и части просто не укомплектовывались до установленных штатов. И все это подкреплялось некоторой «раздвоенностью» в действиях советского политического и военного руководства. Войну ждали и признавали ее неизбежность, но при этом сроки войны искусственно отодвигались.
Выступая на совещании высшего руководящего состава РККА в декабре 1940 г. начальник Генштаба генерал армии К.А. Мерецков сказал:
— Мы должны в кратчайший срок перестроить нашу армию, действительно довести ее до высокой боевой готовности, добиться такого положения, чтобы мы постоянно по требованию правительства в любое время могли выступить в поход.
Но именно такое стремление перестроить армию в кратчайшие сроки сказалось на всей перестройке армии отрицательно. К слову, на совещании широко рассматривался опыт Гражданской и мировой войн, приводились примеры из боевых действий в Испании, на Хасане и Халхин-Голе, в советско-финляндской войне. Но это был не самый необходимый опыт перед Великой Отечественной войной. Там все теоретически предвидели и многое знали из собственной практики, но до конца не понимали или не хотели понимать современности. Например, в понятие начального периода войны некоторые из выступающих вкладывали то же содержание, как это было в Первую мировую войну, а разработанная современная наступательная операция по докладу Г.К. Жукова отражала насыщенность техническими средствами и военную мысль периода 1932-1934 гг.
Выступивший на совещании генерал Д.Г. Павлов в заключение доклада во всеуслышание заявил:
— Но то направление, которое я здесь слышал, оно дает мне право заявить, что сегодня мы стоим на совершенно правильном пути по использованию механизированных корпусов, их взаимодействия с авиацией и мотопехотой...
Эти слова скорее напоминали рапорт перед правительством, нежели истину.
Но что и говорить, если сам нарком обороны Тимошенко допустил совершенную бестактность, когда заявил залу:
— В смысле стратегического творчества опыт войны в Европе, пожалуй, не дает ничего нового... (!)
Более того, вопреки здравому смыслу он особенно подчеркнул важность кавалерии в современной войне:
— Конница в современной войне занимает важное место среди основных родов войск, хотя о ней здесь, на нашем совещании, мало говорили. На наших обширных театрах найдет широкое применение в решении важнейших задач развития успеха и преследования противника, после того как фронт прорван.
Таким образом, если считать, что на этом совещании и было достигнуто единство взглядов по многим вопросам военного искусства, то времени для устранения множества недостатков, обнаруженных в ходе дискуссий, уже не оставалось.
В мае 1941 г., выступая перед слушателями академий Красной Армии, Сталин заявил:
— В мире нет и не было непобедимых армий. Есть армии лучшие, хорошие и слабые. Германия начала войну и шла первый период под лозунгами освобождения от гнета Версальского мира. Эгот лозунг был популярен, встречал поддержку и сочувствие всех обиженных Версалем. Сейчас обстановка изменилась. Сейчас германская армия идет с другими лозунгами. Она сменила лозунги освобождения от Версаля на захватнические. Германская армия не будет иметь успеха под лозунгами захватнической завоевательной войны. Эти лозунги опасные. (...) Поскольку германская армия ведет под лозунгом покорения других стран, подчинения других народов Германии, такая перемена лозунгов не приведет к победе.
С точки зрения военной, в германской армии появилось хвастовство, самодовольство, зазнайство. Военная мысль не идет вперед, военная техника отстает не только от нашей, но Германию в отношении авиации начинает обгонять Америка.
Существует вполне небезосновательное мнение, что вождь к весне 1941 г. был убежден в силе Красной Армии, в ее мощи. Но именно в этом он сильно заблуждался. Красная Армия только внешне представляла собой гигантский военный инструмент. Об этом говорили значимые цифры о военных расходах и о ежегодном приросте военной продукции. И не только. В июне 1941 г. на одном из совещаний в Кремле Сталин спросил:
— Сколько дивизий у нас расположено в составе четырех западных приграничных округов?
Нарком обороны доложил:
— Всего к 1 июля будет 149 дивизий и 1 отдельная стрелковая бригада, — а далее он перечислил их конкретно по округам.
Выслушав доклад, вождь заметил:
— Ну вот разве этого мало? Немцы, по нашим данным, не имеют такого количества войск. Отсюда преувеличенной оказалась и боеспособность Красной Армии в целом.
Правда, существует мнение, что перед войной Сталину открыли глаза на вооружение армии и он спохватился. Но оборонная промышленность, работая с большим перенапряжением, не могла удовлетворить всех потребностей значительно увеличивающейся армии.
«Время было упущено по вине бездарных людей, руководивших Вооруженными силами долгие годы», — сделал вывод В.А. Анфилов в своем труде «Крестный путь к “белоснежным полям под Москвой".
Одним из первых, кто обратил внимание на роль стратегической внезапности в оценках возможного характера начального периода войны, был профессор Военной академии Генерального штаба комдив Г.С. Иссерсон.
Он практически сразу же оговаривался в своем труде «Новые формы борьбы»: «По германо-польской войне, разумеется, нельзя судить о характере большой современной войны, о ее действительном напряжении, длительности и перспективах развития». Но дальше профессор сел нужным отметить следующее: «Эта война представляет, однако, несомненный интерес и имеет большое значение с точки зрения таких проблем, как:
а) характер вступления в войну;
б) условия, порождающие маневренную войну;
в) оперативное применение и возможности современных средств борьбы в особенности авиации и мотомеханизированных войск;
г) перспективы маневренного развития борьбы вплоть до достижения решающего исхода;
д) способы ведения операций».
То есть, несмотря на оговорку, необходимую для режима того времени, Иссерсон называет германо-польскую войну новым явлением в истории. Он пишет: «История столкнулась с новым явлением. После первой империалистической войны военная литература выступила с теорией, по которой война открывается особо предназначенной для этого “армией вторжения”; под ее прикрытием должны затем развернуться и вступить в борьбу главные силы страны. По этой схеме мобилизация и сосредоточение основной массы сил проводятся уже после начала войны, то есть еще, как это происходило в 1914 г. Вступление в войну получает, таким образом, эшелонный характер: сначала выступает армия вторжения, а затем массы главных сил». Примечательно, что ход событий автор разделил на три фазы.
