Попали в Ельню, которая семь раз переходила от русских к немцам и наоборот. Вот там, на Смоленском фронте, я и увидел, как предавали нас, солдат, советские генералы. Начиная с Власова. Они бросали командные пункты, стреляли друг в друга... Творилось Бог знает что».
Под Ворошиловградом в 1942 г. Михаил Иванович был тяжело ранен в ногу. Уже в госпитале началась гангрена, и Пуговкина стали готовить к ампутации. Три сложнейших операции полевого хирурга и всего лишь шрам через всю ногу на всю оставшуюся жизнь.
Затем несколько месяцев в эвакогоспиталях Грозного, Тбилиси, где рана зарастала вполне естественным путем. Но дальше, еще страшнее: «Когда немецкие войска подходили к Кавказу, мне, как и другим раненым, выдали документы и отпустили домой на амбулаторное лечение. Но добирался до Москвы я целый месяц. На пароход “Ворошилов”, плывущий через Каспийское море, в первую очередь сажали летчиков, а мы, триста человек раненых, ждали своей очереди погрузки. И тут я собственными глазами увидел, как офицеры, вместо своих жен и детей, грузили на борт большие сундуки, баулы и картины. Естественно, все взбунтовались — стали самовольно, не дожидаясь очереди, штурмовать пароход. Не разбирали никого: свой, чужой... В ход уже пошли ножи, пистолеты и даже гранаты. Каким образом я оказался на пароходе — до сих пор страшно вспоминать. Ведь столько тогда человек погибли в этой чудовищной давке...»
Однако зацепило и Михаила Ивановича. Осколок гранаты, брошенный кем-то из толпы, попал ему в щеку.
«Лицо сильно распухло, один глаз не отрывался, и даже медсестры эшелона, направляющегося в Москву, шарахались при виде искалеченного солдата».
В июле 1942 г. М.И. Пуговкина уволили в запас по болезни. Казалось бы, стрелок, а затем разведчик войсковой разведки 1147 стрелкового полка войну отвоевал.
В 1943 г. с палочкой Михаил Иванович пришел в Московский Драматический театр, где ему дали главную роль в спектакле «Москвичка». Но в августе 1944 г. его снова мобилизовали в армию и направили для учебы в Горьковское танковое училище. Там и застала Пуговкина Победа!
* * *
Известный в России и за рубежом русский писатель и философ Александр Александрович Зиновьев войну застал во время прохождения срочной службы сержантом танкового полка. В своей, на мой взгляд, выдающейся книге «Русская судьба, исповедь отщепенца» он пишет: «Наше бегство перешло в отступление с боями — приходилось как-то обороняться. Ожидалась атака немецких автоматчиков. Наше сильно поредевшее подразделение было не способно долго обороняться. Было приказано отступать, оставив прикрытие.
Несколько человек вызвались добровольцами, я — в их числе. Мы, оставшиеся прикрывать отступление части, приготовились сражаться до последнего патрона и достойно умереть. Это не слова, а вполне искреннее решение. Я заметил, что активная готовность умереть снижает страх смерти и даже совсем заглушает его. Мне не было страшно умереть, будучи беззащитным и не имея возможности наносить удар врагу. Это мое состояние идти навстречу смерти было лишь продолжением и развитием моего детского стремления преодолевать страх, идя навстречу источнику страха. Скоро показались немцы. Мы начали стрелять. И они открыли стрельбу. Мне не раз приходилось читать описания психологического состояния людей в первых боях. Может быть, в этих описаниях была доля истины. Но со мной, так же как и с моими товарищами, ничего подобного не было. Мы начали стрелять так, как будто были старыми солдатами, привыкшими убивать. И дело было не только в том, что враги были на расстоянии, мы не видели их лиц и не знали, в кого именно мы попадем. Потом мне пришлось участвовать в уничтожении группы немецких автоматчиков, оторвавшихся от своей части. Два немца залегли около будки высокого напряжения. Я и еще один солдат встали во весь рост и пошли на них с винтовками. Они не стреляли, может быть, растерялись от неожиданности. Мы прикололи их штыками. Произошло это так быстро, что мы просто не имели времени испытать все те психологические перемены, которые так подробно и вроде бы со знанием дела описывали писатели.
В этой операции я был ранен в плечо. Ранение оказалось не опасным. Но плечо распухло.
Я долго не мог двигать рукой. Ни о каком госпитале и думать было нечего. Некому было даже перевязать плечо. Я был горд тем, что был по-настоящему ранен. И был рад, что уцелел. (...) После сдачи Орши мы отступали в направлении к Москве. Я тогда установил для себя, что война — это пять процентов сражения и на девяносто пять процентов — всякого рода передвижения и работы. А из пяти процентов сражений противника в лицо видит лишь ничтожная часть воюющих. Большинство солдат погибали, ни разу не увидев врага, а многие — даже не сделали ни одного выстрела. (...) Конечно, война не была развлечением. Были все те ужасы, о которых писали бесчисленные авторы и которые показывались в бесчисленных фильмах. Я их видел и переживал так же, как и другие. Кое-что досталось и мне самому. Я не могу добавить к тому, что уже сказано на эту тему, ничего нового. Кроме того, мое сознание всегда было ориентировано так, что все очевидные ужасы проходили мимо меня стороной. Я видел в происходящем то, на что не обращали внимания другие, а именно нелепость, уродливость и вместе с тем чудовищную заурядность происходящего».
* * *
Народный артист России Георгий Александрович Юматов в 1941 г. поступил в Московскую объединенную школу ВМФ. Ему было пятнадцать. Со школьных лет москвич Юматов мечтал стать моряком, достаточно серьезно занимался спортом. И вот он в школе юнг, где сотни мальчишек с великим удовольствием постигали азы армейской службы в напряженной учебе, учебных вахтах, нарядах и караулах.
Среди морских специальностей Георгий Александрович выбрал специальность сигнальщика. И не только потому, что курс обучения там был короче.
«Я пошел в сигнальщики не случайно, — рассказывал он своему однокашнику, — мне казалось, что их работа на корабле — одна из самых важных. Сигнальщик — глаза и уши командира, и даже когда от пуль и снарядов не было спасения, стоял на мостике, ты должен видеть все на море и на суше...»
Георгий Александрович буквально рвался на фронт. Куда попал уже в 1942 г. шестнадцатилетним юнгой. Был рулевым-сигнальщиком на бронекатерах Азовской, а затем и Дунайской флотилий. Участвовал в Малоземельном, Евпаторийском десантах, в штурме Измаила, во взятии Будапешта, Бухареста и Вены.
Неоднократно раненый и контуженный, он был точно заговоренный. В одном бою их корабельная собака, испугавшись обстрела, прыгнула за борт. Георгий бросился за ней. В это время его торпедный катер разнесло снарядом в щепки. И он остался жив.
Была в военной биографии великого артиста-самородка и рукопашная за Венский мост, где погибли более 2000 моряков-десантников. При этом Георгий Александрович ни разу не сошел на берег, не побывал в госпитале, предпочитая лечиться на кораблях.
Медаль«Ушакова»,которойонбылнагражден25 ноября 1944г. Приказом по Керченской бригаде кораблей за № 05, стала самой значимой для него наградой из всех заслуженных на фронте.
Демобилизовавшись в июле 1945 г. матрос Юматов совершенно при фантастических обстоятельствах стал актером. И в 1949 г. служил в Государственном театре киноактера.
