Вопреки этому опыту командование Крымского фронта не организовало отвод войск. Командование Крымского фронта не поняло того, что противник, нанося главный удар против левого фланга фронта, сознательно вел себя пассивно против правого нашего фланга, будучи прямо заинтересован в том, чтобы наши войска на этом фланге оставались на своих позициях, и рассчитывая нанести им удар с выходом своей ударной группировки на тылы наших войск, остававшихся в бездействии на правом фланге. Когда же на второй день после начала наступления противника, учитывая обстановку, сложившуюся на Крымском фронте, и видя беспомощность командования фронта, Ставка приказала планомерно отвести армии фронта на позиции Турецкого вала, командование фронта и тов. Мехлис своевременно не обеспечили выполнение приказа Ставки, начали отвод с опозданием на двое суток, причем отвод происходил неорганизованно и беспорядочно. Командование фронта не обеспечило выделение достаточных арьергардов, не установило этапов отхода, не наметило промежуточных рубежей отвода и не прикрыло подхода войск к Турецкому валу заблаговременной выброской на этот рубеж передовых частей.
II
Вторая причина неудач наших войск на Керченском полуострове заключается в бюрократическом и бумажном методе руководства войсками со стороны командования фронта и тов. Мехлиса.
Тт. Козлов и Мехлис считали, что главная их задача состоит в отдаче приказа и что изданием приказа заканчивается их обязанность по руководству войсками. Они не поняли того, что издание приказа является только началом работы и что главная задача командования состоит в обеспечении выполнения приказа, в доведении приказа до войск, в организации помощи войскам по выполнению приказа командования.
Как показал разбор хода операции, командование фронта отдавало свои приказы без учета обстановки на фронте, не зная истинного положения войск. Командование фронта не обеспечило даже доставки своих приказов в армии, как это имело место с приказом для 51-й армии о прикрытии ею отвода всех сил фронта за Турецкий вал, — приказа, который не был доставлен командарму.
В критические дни операции командование Крымского фронта и тов. Мехлис вместо личного общения с командующими армиями и вместо личного воздействия на ход операции, проводили время на многочасовых бесплодных заседаниях Военного совета.
III
Третья причина неуспехов на Керченском полуострове заключается в недисциплинированности тт. Козлова и Мехлиса. Как уже отмечалось выше, тг. Козлов и Мехлис нарушили указание Ставки и, обеспечили его выполнения, не обеспечили своевременный отвод войск за Турецкий вал. Опоздание на два дня с отводом войск явилось гибельным для исхода всей операции...»
Всего удалось эвакуировать на Таманский полуостров около 140 тысяч человек. Потери же фронта составили более 176 тысяч человек, свыше 3,5 тысяч орудий и минометов, 400 самолетов, 347 танков. Это были огромные потери.
Всего же за 111 дней существования Крымского фронта его безвозвратные потери достигли около 450 тысяч человек.
* * *
Из дневника Маршала Советского Союза С.М. Буденного (в то время главнокомандующего войсками Северо-Кавказского направления): «Это случилось на Керченском фронте, которым командовал т. Козлов. Уполномоченным Ставки на этом фронте был Л.З. Мехлис, фактический виновник катастрофы этого фронта. Он совершенно терроризировал командование и принял на себя управление фронтом, чего делать абсолютно не умел. Но ему все сошло с рук, и он после войны попал еще в министры Госконтроля.
Когда произошла эта катастрофа на фронте, выехал туда для наведения порядка. Со мной были член Военного совета направления Исаков Иван Степанович и мой адъютант Зеленский П.П.
На фронте я застал невообразимую панику. Все пушки, пулеметы, противотанковые ружья были брошены на поле боя, а люди бежали группами и в одиночку к Керченскому проливу. И если видели плывущую у берега доску или бревно, сразу же на этот предмет прыгали по нескольку человек и тут же тонули. То же самое происходило, если удавалось обнаружить на берегу что-либо из плавучих средств или видели приближающуюся лодку — бросались тучей, тут же все затоплялось — люди гибли.
Такой паники я никогда не видел — в моей военной практике подобного не случалось. Это была какая-то стихия бедствия, хоть противник особенно и не наступал. Его авиация работала хорошо, она и создавала панику. Но ей это удалось сделать только потому, что наша авиация бездействовала, а командование фронтом растерялось и потеряло управление. Несмотря на это, мне удалось занять ближний оборонительный Керченский обвод и на нем закрепиться. Мехлису и Козлову я приказал руководить этой обороной, и если придется эвакуироваться, то они должны выехать с керченской земли последними.
Часть людей уже попала на Таманский полуостров через Керченский пролив. Там у меня была расположена стрелковая бригада трехполкового состава. Я приказал ей задерживать всех переправляющихся и сажать на оборонительный рубеж Тамани.
После всего этого я позвонил по телефону ВЧ И.В. Сталину и доложил об обстановке. Он спросил: “Что вы думаете делать дальше?” Я ответил, что будем бороться на ближнем оборонительном обводе (защищать Керчь). Но Сталин сказал: “Вы теперь должны прочно защищать Таманский полуостров, а Керчь эвакуировать”.
Я все же решил Керчь защищать как можно дольше, потому что падение Керчи сразу же скажется на обороне Севастополя, у которого к моему приезду на это направление была половина комплекта огнеприпасов. И я довел его к 15.5.42 до 6 боекомплектов.
У Керчи мы еще продержались 11 суток, а за это время Таманский полуостров был подготовлен для обороны.
Я был на командном пункте фронта, когда ко мне подошел И.А. Серов и представился как уполномоченный НКВД от Берии. Серов у меня спросил, какие будут распоряжения. Я ответил, что при эвакуации ему надлежит потопить паровозы, чтобы они не попали в руки немцам.
Спустя 2-3 часа Серов подошел ко мне и доложил, что мое распоряжение выполнено, паровозы затоплены. Я спросил: “Как?!” Он ответил, что спустил их с мола. Я сказал: “Ну и дурак. Я же вам сказал, что это надо сделать при эвакуации, а мы еще уходить не собираемся, и паровозы нам нужны”. Я приказал ему из Керчи выехать и не осложнять дела”».
Есть и еще не менее интересное воспоминание уполномоченного Смерш капитана Л. Иванова: «Я, когда пришел уполномоченным в батальон, на знаменитых Ак-Монайских позициях был по счету четвертым. Троих предшественников моих убили. Ведь в первые годы смершевец наравне с комиссаром должен был вести бойцов в атаку. А если погибнет командир — брать руководство на себя.
... Керчь — многострадальный город. Два раза его сдавали, два раза отбивали. Самая страшная мясорубка пришлась на май 42-го. Немцы прорвали фронт. Поднялась паника. Все устремились к Керченскому проливу — там было единственное спасение.
А фашист поджимает: идет на нас, его уже видно. Кто стреляется, кто петлицы срывает, кто партбилет выбрасывает. Я и сам, грешным делом, решил, что пришла моя смерть. В плен попадать нельзя. Один только выход — стреляться. Нашел валун попроземистей, присел. Достал уже пистолет, и вдруг — какой-то моряк. Видно, выпимши. “Братцы! — орет, — Отгоним гадов!”
