Однако приказ есть приказ. Ночью, при свете не вовремя показавшейся луны, я повел солдат в новую атаку. Но очень скоро пришлось вернуться: немцы не дали продвинуться и до половины пути к кошаре. Решил ждать рассвета и своего приговора. А тут что-то случилось там, где находился КП полка. Оттуда послышались крики, беспорядочная стрельба. К нам прибежал автоматчик — на КП напали немецкие разведчики, замкомполка приказывает: “Все на помощь, немедленно”. Побежали, конечно. Но опоздали. Немцев, правда, уже не было, а тот, кто обещал меня расстрелять, лежал убитый. Утром два моих солдата выкопали ему могилу. В тот же день нам прислали нового ротного — лейтенанта Миргорода, с которым я провоевал до Рождества. (...)
Как бы ни было трудно, пехота с боями занимала большие и малые села и, продолжая наступать, шла дальше. А в это время в селах начинали действовать тыловые службы, полевые военкоматы. Они сразу мобилизовывали всех, кто отсиживался там с 41-го г., — хозяйственных мужичков и примаков, бывших окруженцев. Разговор с ними был короткий. Едва успеют тыловики собрать винтовки, валяющиеся около убитых и раненых, похоронить одних, а других отправить в тыл, как винтовки эти раздают только что мобилизованным дядькам. Обмундирования для них нет, и они в домашней одежде, с “сидорами” за плечами идут в цепь — брать соседнее село. До него доходят немногие. А возьмут — и все повторяется в том же порядке.
Несмотря на эти поспешные мобилизации, солдат все равно не хватало — слишком велика была убыль. Да и с командирами дело обстояло не лучше (кадровых еще в начале войны повыбило почти всех). В нашей роте, к примеру, было всего два офицера — ротный и я. На взводы личный состав не делили: зачастую и на один не набиралось. А учет? Хорошо, если писарь успеет записать фамилии новоприбывших, а то часто идут в бой и погибают неучтенными “активными штыками”. Потому у нас теперь столько “неизвестных солдат” и “пропавших без вести”. Считали пулеметы, орудия, танки. Даже снаряды и патроны. За них могли притянуть к ответу. Не считали только людей, и отвечал за них лишь Господь Бог».
* * *
«Я до сих пор отношусь к войне, как к мистическому акту, — рассказывает Эрнст Неизвестный. — Что бы ни говорили пацифисты, я глубоко убежден, что война, как состояние бездны, проявляет все дремлющие в человеке качества. Люди, воевавшие даже по разные стороны баррикад, внутренне понимают друг-друга гораздо лучше, чем те, кто не заглядывал в лицо смерти».
Неизвестный ушел на фронт добровольцем в семнадцать лет. Когда Ленинградскую художественную школу, в которой Эрнст учился, эвакуировали в Самарканд, он подал заявление в военкомат.
Несмотря на то что будущий автор крупных монументальных скульптурных композиций во всем мире перенес тиф и его ноги были слабыми после болезни, но на медицинской комиссии его лишь спросили про жалобы, которых, естественно, не было.
Потом было Туркестанское стрелково-пулеметное училище в Кушке, где курсант Неизвестный учился по сокращенной программе недолго, всего лишь с ноября 43-го по конец апреля 1944-го. А потом в теплушках молоденьких младших лейтенантов бросили на Запад, на фронт.
Там, в действующей армии, он познал все: командовал взводом автоматчиков, был в рядах штурмовиков, когда приходилось действовать в танковом десанте при разведке боем и при штурме укрепленных позиций.
«Для меня война — это разрозненная, полубредовая цепь локальных эпизодов: сигнальная ракета, одинокое дерево с обожженным стволом, бруствер, — вспоминает Неизвестный. — Оказавшись в Вене, я был потрясен такой картиной: кругом разорванные лошади, трупы, кровь! Мы врываемся в какое-то кафе, а там лежат горячие пирожные. Горячие! Я не очень боялся немцев, молодой был, задиристый, но тут меня охватил страх. Какая организованность! Кругом смерть гуляет, а они с-суки... пекут!..»
Воевал младший лейтенант Неизвестный почти год, прежде чем его представили к первой боевой награде. Наградной лист на героя четок и лаконичен. Ничего лишнего: «Тов. Э.И. Неизвестный, в боях западнее Рюккендорфа 28 апреля 1945 г. проявил себя смелым и инициативным командиром в бою и захвате контрольного пленного. Он одним из первых поднялся в атаку, увлекая за собой бойцов своего взвода.
Ворвавшись в траншею, он гранатами и огнем из автомата уничтожил пулеметную точку и 16 немецких солдат. Будучи ранен, младший лейтенант Э. Неизвестный продолжал командовать взводом, и благодаря этому траншеи противника были очищены и взят пленный.
Командир 260-го Гвардейского стрелкового полка майор Величко. 2 мая 1945 г.».
И вот самый конец войны. Австрия. Младший лейтенант Неизвестный под шквальным огнем противника поднимает свой взвод в атаку. Но никто из его солдат не хочет умирать теперь, и они не встают... И тогда он поднимается на вражеские окопы один...
4 мая 1941 г. его посмертно награждают орденом Красной Звезды приказом за № 088/Н по 86-й Гвардейской стрелковой Николаевской Краснознаменной дивизии, а его матери отправляют похоронку. У Неизвестного перебит позвоночник, не хватает несколько ребер. Но он выжил вопреки всякой логике. Ведь ему на этом свете предстояло сделать еще очень много.
После излечения Э. Неизвестный преподавал в Суворовском училище в Свердловске.
Свой посмертный орден получил через двадцать пять лет — в 70-м г.
«А сейчас я воспринимаю войну в более человеческих тонах, — говорит великий скульптор. — Еще во времена Сталина я делал серию “Война — это...”, где Великая Отечественная война рассматривалась через человеческое страдание, человеческую выносливость, устойчивость и героизм. Война не выглядела, как барабанный бой и фанфары, а как преодоление народных страданий, как образец стойкости».
* * *
Студент театрального училища Владимир Этуш на фронт ушел добровольцем, имея бронь. Во время спектакля «Фельдмаршал Кутузов» он увидел в зале всего 13 человек и понял, что советским людям теперь не до театра.
Учился в школе военных переводчиков в Ставрополе, где его готовили к разведке четыре месяца. На фронт попал в стрелковый полк переводчиком полковой разведки. Красная Армия тогда отступала, и молоденького офицера даже собирались оставить с рацией за линией фронта для того, чтобы докладывать, какие части наступают. Но что-то не вышло, и он отступал вместе со всеми, защищая Кавказ.
«А потом, когда уже пошли вперед, помню, как 13 дней не могли подняться в атаку под шквальным огнем. Там и пришлось личным примером поднимать солдат», — вспоминает знаменитый актер.
Неудивительно, что первую боевую награду — орден Красной Звезды лейтенант Этуш получал во время атаки, на бегу. Командир полка бежал рядом и кричал: «Этуш, тут тебя орденом наградили, держи, пока меня не убило или тебя», и отдал вместе с коробочкой.
Владимир Этуш сражался в горах Кабарды и Осетии, принимал участие в освобождении Ростова-на-Дону и Украины. В 1944-м был тяжело ранен, и после эвакогоспиталя, получив вторую группу инвалидности, демобилизовался.
Он вернулся в Москву в гимнастерке с наградами, в своей собственной шинели со следами высохшей крови, с палочкой и с фронтовым дневником.
