В действительности ни предварительного следствия, ни процедуры судебного разбирательства в общепринятом смысле по делу генерал-лейтенанта А.А. Власова и его подельников в 1945—1946 гг. не было. По отношению к участникам Власовского движения в 1945—1950 гг. в рамках фиктивного уголовного законодательства имели место физическая ликвидация или принудительное этапирование в исправительно-трудовые лагеря граждан Советского Союза, выразивших свой протест против репрессивной государственной политики путем участия в боевых действиях на стороне противника, так как никаким другим путем выразить этот протест им не представлялось возможным».
Я не буду излагать свое мнение на этот счет, тем более что, как и у Александрова, у меня нет юридического образования. Восполнить этот пробел я попросил специалиста — военного прокурора судебного отдела Военной прокуратуры Московского военного округа. Вот как прокомментировал приговор от 1 августа 1946 года по делу бывшего генерал-лейтенанта А.А. Власова и других полковник юстиции В.Ф. Алиферовец:
«С точки зрения общепринятой теории права, судебное разбирательство по делу Власова и других бывших советских военачальников, несомненно, проведено с грубейшим нарушением правовых норм, без соблюдения всех необходимых процедур, в т.ч. с игнорированием стадии судебного следствия, без участия защитников и прокурора. В этом смысле процесс над власовцами ничем не отличался от других аналогичных судебных процессов того времени, когда речь шла о привлечении к уголовной ответственности по небезызвестной 58 статье УК РСФСР.
Сегодня, наверное, любому, даже очень далекому от вопросов юриспруденции человеку, известно, что в те годы никакой состязательности и равенства сторон в судебном уголовном процессе не было, да и не могло быть по определению, в силу существовавшего в стране политического режима. Суд в подобных случаях руководствовался не стремлением к установлению истины, а указаниями лиц высших партийных органов и руководителей репрессивного аппарата. В данном случае, как это усматривается из документов служебной переписки, суд руководствовался указаниями Сталина и Абакумова.
Собственно говоря, приговор по делу был вынесен еще за неделю до начала судебного заседания. Это было сделано 23 июля 1946 года на заседании Политбюро во главе со Сталиным. В его решении были четко назначены и определены как сроки и форма предстоящего процесса, так и мера наказания всем подсудимым.
К слову сказать, советское уголовно-процессуальное законодательство того времени не было ориентировано на правовые системы наиболее развитых, демократических и цивилизованных стран. Поэтому в соответствии с отечественным Уголовно-процессуальным кодексом вполне допустимым являлось то, что суд, например, мог при рассмотрении дел о “контрреволюционных преступлениях” признать доказательствами протоколы допросов лиц, произведенных в ходе предварительного расследования, без их проверки в судебном заседании и даже без их оглашения. Свидетелей, по усмотрению суда, могли вообще не вызывать и не допрашивать. Таков был закон.
Вероятнее всего, что и методы, какими допрашивались обвиняемые по этому делу, были не самыми гуманными. Тем более, если принять во внимание то, что многие из оперуполномоченных и сотрудников следственного отдела ГУКР “СМЕРШ”, принимавших участие в расследовании уголовного дела, впоследствии были досрочно уволены из органов за нарушения социалистической законности, в т.ч. за применение пыток и истязаний, а кое-кто осужден и даже расстрелян во главе с самим министром госбезопасности Абакумовым B.C.
Вместе с тем, бесспорно, что Власов А.А. и его соратники по службе в стане врага заслуженно осуждены по инкриминируемым им статьям Уголовного кодекса. Их вина в совершении предательства и в измене Родине совершенно очевидна и ни у кого не вызывает сомнений. Доказательств тому превеликое множество, хоть они и не были должным образом и в полном объеме исследованы в суде. В связи с этим, назвать процесс над власовцами политическим (а кое-кто сегодня придерживается и такой точки зрения), а приговор в отношении них несправедливым было бы, по меньшей мере, кощунственным. Они получили то, что заслужили».
Следовательно, даже если суд над Власовым и его подельниками не признать законным, то не признать его справедливым невозможно.
…«Анализируя Русское освободительное движение, необходимо учитывать, что оно возникло до сдачи Власова в плен (12 июля 1942 года) и с самого начала уже имело довольно широкий характер», — считает А.В. Мартынов. Далее он пишет: «Другой немаловажный вопрос касается реальной силы, боеспособности РОА. Представляется, что немцы имели достаточные основания скептически относиться к своим русским союзникам».
Но, во-первых, невозможно точно оценить соотношение между людьми, вступившими в РОА и другие антибольшевистские формирования по убеждению, и солдатами и офицерами, спасавшимися от голодной смерти в лагере. К числу последних относился генерал Дмитрий Закутный, который, разочаровавшись в Освободительном движении, тем не менее оставался в нем до конца, боясь репрессий со стороны немцев и с грустью говоря о своем будущем после поражения Германии: “У меня на шее веревка болтается”»…
Отдельно нужно иметь в виду людей, руководствовавшихся личной местью. Это, например, уже упоминавшийся Иван Кононов, потерявший в результате репрессий отца и трех братьев и считавший виновником своих бед «проклятого кровавого горного шакала Джугашвили-Сталина». Были у Власова и те, кто действовал исходя из карьерных соображений, как генерал Сергей Буняченко, говоривший духовнику штаба РОА Александру Киселеву зимой 1945 года: «А что мне будет, если я возьму Киев?»…
Впрочем, и убежденных антикоммунистов было среди власовцев немало. Именно антикоммунизмом можно объяснить тот факт, что в течение недели после публикации Пражского манифеста (18 ноября 1944 года) 60 тысяч человек направили заявления с просьбой принять их в РОА. Естественно, что большинство из них не надеялись на победу Германии. Имела место «вера в то, что союзники, покончив с Гитлером, повернут теперь на Сталина».
Нельзя точно определить среди власовцев не только число убежденных противников советского строя, но и сколько из них искренне верили, что нацизм является благотворительной альтернативой коммунизму, а сколько исповедовали либеральные ценности. Начальник оперативного штаба власовской армии Андрей Нерянин (псевдоним А. Алдан) признает, что «абсолютное большинство бывших военнопленных, вступавших в РОА, чувствовало некий моральный гнет от факта “измены долгу присяги”, надевая форму РОА… у этих людей теплилась надежда на возможность возвращения на родину»…
Один из тех, кто был сначала солдатом, потом военнопленным, потом власовцем и, видимо, избежал наказания, остался на Западе, потом осел в Австралии, в 2001 году оставил свое «солдатское мнение» в Интернете:
«По законам тех времен, мы все (включая генералов) не имели права попадать в плен!
Мы были обязаны или “бросаться на амбразуры”, или застрелиться, сберегая для этого последний патрон. Это легко приказать, но не так просто выполнить! Более миллиона солдат Красной армии оказались в плену вследствие идиотского командования, неразберихи на фронтах или подавляющего преимущества сил противника. Как вы себе представляете этот миллион, один по одному (или всем вместе?) застреливающих себя “последним патроном” (которого иногда просто не было из-за плохого снабжения)?
