Перед уходом стал спрашивать группы, кто куда пойдет, никто еще не принял решения, стал спрашивать Власова и Виноградова, они мне сказали, что они еще не приняли решения и что пойдут после всех…»
Власова начали искать уже с 25 июня, с того самого дня, когда он не вышел из окружения.
25-го Мерецков направил за Власовым танковую роту с десантом пехоты, во главе со своим адъютантом капитаном М.Г. Бородой. Тот вернулся ни с чем.
28 июня разведотдел фронта выслал две радиофицированные группы, которые были рассеяны огнем противника. Со 2 по 13 июля с самолета были сброшены на поиски Власова 6 групп по три-четыре человека в каждой. Одна из них была рассеяна и частью вернулась обратно. Две, успешно выброшенные, необходимых данных не дали. Три регулярно давали сообщения о движениях мелких групп командиров и бойцов 2-й ударной армии в тылу противника, но о Власове — ничего.
Искали Власова и партизаны. Искали Власова и немцы.
«На что мог надеяться Власов, обладавший незаурядной внешностью и ростом 196 сантиметров, к тому же знавший, что его ищут и наши, чтобы уберечь от пленения, и немцы, контролирующие радиоэфир? — задавался вопросом В.О. Богомолов. — Он прятался от немцев, даже находясь на захваченной ими территории, пока 12 июля в староверческой деревушке Туховежи в момент обмена ручных часов на продукты у местной жительницы его и шеф-повара Воронову не заметил и не задержал деревенский староста, доложивший об этом немецкому офицеру, оказавшемуся там случайно. Все факты и документы говорят, что Власов, если бы хотел, мог перейти на сторону немцев на две недели раньше, все имеющиеся материалы свидетельствуют, что по крайней мере эти две недели Власов прятался и скрывался как от своих, так и от немцев…»
Мария Воронова рассказала:
«Примерно в июне 1942 г., под Новгородом, нас немцы обнаружили в лесу и навязали бой, после которого Власов, я, солдат Котов и шофер Погибко вырвались в болото, перешли его и вышли к деревням. Погибко с раненым бойцом Котовым пошли в одну деревню, а мы с Власовым пошли в другую. Когда мы зашли в деревню, названия ее не знаю, зашли мы в один дом, где нас приняли за партизан, местная “самооборона” дом окружила, и нас арестовали. Нас посадили в колхозный амбар, а на другой день приехали немцы, предъявили Власову вырезанный из газеты его портрет в генеральской форме, и Власов был вынужден признаться, что он действительно генерал-лейтенант Власов».
Несколько иначе поведал о пленении Власова К.А. Токарев: «Власова случайно “нашел” староста русской староверческой деревушки. Он задержал высокого человека в очках и гимнастерке без знаков различия, в стоптанных сапогах, и его спутницу — они в деревне меняли ручные часы на продукты. Староста запер их в сарае и сообщил об этом немцам. Власова со спутницей в тот же день — это было 12 июля — отправили к командующему 18-й немецкой армией генералу Линдеманну Староста за проявленную им бдительность получил от немецких властей вознаграждение — корову, 10 пачек табаку, две бутылки тминной водки и почетную грамоту».
А вот что рассказал бывший начальник связи 4-й германской аиадивизии капитан Ульрих Гард: «Власов в одежде без знаков различия скрывался в баньке близ деревни Мостки, южнее Чудова. Его обнаружил староста деревни и сообщил проезжавшему через деревню немецкому офицеру. Когда открыли дверь и скомандовали “руки вверх!”, Власов крикнул: “Не стреляйте, я генерал Власов — командующий второй ударной армией”».
Сомневаться в достоверности всех этих источников нет оснований, они различаются лишь незначительными деталями.
14 июля 1942 года пленного генерала Власова доставили на автомашине на станцию Сиверская к командующему германской 18-й армией генерал-полковнику Линдеманну.
Сначала Власова отправили в Летцен, а йотом уже в Винницу, где находились Ставка верховного командования германской армии и лагерь военнопленных, представляющих особый интерес для Верховного штаба сухопутных сил (ОКХ).
Винницкий лагерь «Проминет» находился в ведении разведотдела германской армии.
Сначала в лагере оказались Власов и военнопленный полковник Боярский — бывший командир дивизии, а затем стали прибывать другие военнопленные. К концу июля их насчитывалось около 100 человек.
В Винницком лагере немцы вели работу по разложению военнопленных и привлечению их к службе в германской армии. Хозяином здесь являлся начальник «Группы III» (трофейный пункт) отдела генерального штаба «Иностранные войска Востока (ФХО)» при ОКХ, руководимого генерал-майором Рейнхардом Геленом, — полковник генерального штаба барон Алексис фон Ронне. Уроженец Курляндии, барон хорошо владел русским языком, как и все сотрудники группы — прибалтийские и русские немцы: инженеры, пасторы, адвокаты, коммерсанты, профессора, музыканты, журналисты и учителя. Люди высокообразованные, опытные. Комендантом лагеря был пожилой немец из США, не понимавший по-русски.
По прибытии в лагерь Власов отказался выйти на поверку вместе с пленными солдатами, настаивая, чтобы поверка офицеров проводилась отдельно. И порядок поверки был изменен. Возможно, что данный факт чрезвычайно понравился немецким хозяевам, так как подобные претензии очень не походили на представителя Рабоче-крестьянской Красной армии. А слова Власова «если вы хотите таким манером завоевать и переделать мир, то вы заблуждаетесь», видимо, понравились еще больше. Даже «американский» комендант заулыбался.
Ежедневно Андрей Андреевич должен был отвечать на вопросы немецких офицеров. Их было двое, а третий унтер-офицер отстукивал на машинке протоколы.
Из показаний А.А. Власова на допросе 25 мая 1945 года: «Первым ко мне стал обращаться майор Сахаров, который, находясь уже на службе у немцев, предлагал мне взять в свое подчинение воинскую часть из военнопленных Красной армии и начать борьбу против советской власти. Позже меня и полковника Боярского вызвали к себе представители разведотдела при Ставке верховного командования германской армии полковник Ронне и отдела пропаганды верховного командования Штрикфельд, которые заявили, что на стороне немцев уже воюет большое число добровольцев из советских военнопленных и нам следует также принять участие в борьбе против Красной армии.
Я высказал Ронне и Штрикфельду мысль, что для русских, которые хотят воевать против советской власти, нужно дать какое-то политическое обоснование их действиям, чтобы они не казались наемниками Германии. Ронне ответил, что немцы согласны создать из русских правительство, к которому перейдет власть после поражения советских войск. Я заявил Ронне, что подумаю над его предложением и позже дам ответ.
После этой беседы 10 августа 1942 г. в лагерь приехал советник министра иностранных дел Германии Хильгер — бывший советник германского посольства в Москве, свободно владеющий русским языком, который, вызвав меня к себе, спросил, согласен ли я участвовать в создаваемом русском правительстве и какие в связи с этим у меня имеются предложения.
Высказав Хильгеру мысль о том, что надо подождать конца войны, я тем не менее стал обсуждать с ним, какие территории Советского Союза следует передать Германии. Хильгер говорил, что Украина и Советская Прибалтика должны будут войти в состав Германии».
