– Он не умел говорить. Он был собакой, Мартин.
– Что?
– Ты не в курсе, кто он такой? Это животное, его зовут
кханнан! У геддаров они вроде наших собак, разве что чуть смышлёнее, умеют
пользоваться предметами. Ключники позволяют брать с собой приручённых животных,
вот геддары и притащили кханнанов на Библиотеку. На сухих мирах им не выжить, а
здесь – раздолье… и рыбу ловить помогают, и с детьми играют…
Опомнившись, Мартин убрал руки от оружия. Пробормотал:
– Извини… я…
– Решил, что злой директор посёлка Клим убил девочку чужими
руками… ластами. – Клим сплюнул в воду. – Ладно, забыли. Мы не смогли бы его
допросить, Мартин.
Мартин посмотрел на островок, где столпились вокруг
неподвижной Ирочки жители. И побежал к ним – сам не понимая зачем.
Перед ним расступились. Девушка была ещё жива, но умирала.
Камни под ней были в крови, глаза смотрели сонно и пусто. Она дышала ртом, из
которого всё так же струилась кровь, во рту девушки Мартин с ужасом увидел
острый конец шипа, пронзивший насквозь язык. Он присел, коснулся лба Ирины в
нелепой попытке хоть как-то умерить её смертный страх.
Но страха в глазах не было, только досада и подступающий сон
– самый последний и самый крепкий.
– Пошли вон! – заорал кто-то над ухом, отгоняя
любопытствующих детей. А Ирина попыталась что-то сказать… конечно же, это не
вышло. На исказившемся болью лице появилось какое-то предельное, свирепое
упрямство, и Мартин почувствовал слабое касание её руки. Посмотрел на ладони
девушки – те медленно, упорно, складывали букву за буквой.
Она успела произнести шесть букв и одну цифру, прежде чем
руки отказались ей служить, а дыхание остановилось.
Мартин прижался ухом к груди, пытаясь услышать сердце. Тело
Ирины было тёплым и упругим, молодое, здоровое, красивое тело, и это казалось
такой чудовищной нелепостью и несправедливостью, что Мартин отпрянул от неё
будто ошпаренный.
Ирина Полушкина, семнадцати лет, будущая гордость земной
лингвистики, была мертва.
Подошёл Клим, постоял, глядя на Ирину. Сказал:
– Кханнан метнул заточенный рыбий хребет. Очень твёрдая
кость, мы сами её используем для поделок…
– И он мог сам сделать дротик? – спросил Мартин, так и стоя
на коленях рядом с мёртвой девушкой.
– Легко. Ласты кханнана очень ловкие, на концах делятся на
рудиментарные пальцы. Рыбу сожрал, хребет обточил о камни. Через тысячи лет это
будет разумная раса… наверное.
– Зачем? – Мартин посмотрел на Клима. Обвёл взглядом мрачную
молчаливую толпу. – Эти твари нападают на людей?
Клим покачал головой:
– Никогда такого не было. Никогда. Но несколько кханнанов
потерялись или убежали… они могли одичать…
– И напасть на девушку, стоящую в толпе людей? – Мартин
засмеялся бы, не будь всё так трагично. – Клим, он вёл себя как наёмный убийца…
или как науськанный пёс… не важно. Его кто-то послал!
Клим только развёл руками. Пробормотал:
– Пусть нас называют фашистами, но отныне мы будем убивать
любого кханнана, приблизившегося к посёлку…
Мартин встал. Ему было безумно жалко девчонку. Ещё никогда с
ним не случалось такого чудовищного фиаско.
– Мы похороним тело, – сказал Клим. – У нас есть для этого
специальный канал… тут иначе нельзя, Мартин…
Мартин кивнул. Клим помялся и добавил:
– Обычно мы делим одежду и вещи умерших между собой,
всё-таки ресурсов не хватает, но если ты хочешь забрать их…
– Я посмотрю её вещи, – сказал Мартин. – Возьму что-нибудь
для родителей, а остальное… – Он посмотрел на босые ноги топчущейся рядом
индианки. Продолжил: – Я понимаю. Поступайте согласно своим обычаям.
Смотреть на то, как люди, пусть даже искренне переживающие
смерть Ирочки, станут её раздевать, Мартину не хотелось. А ещё большее
отвращение внушала мысль, что это красивое тело, ещё четверть часа назад
вызывавшее у всех мужчин вполне одинаковые эмоции, будет сейчас беззастенчиво
обнажено. Его щека ещё помнила тепло девичьей груди, шокирующее тепло мёртвого
тела.
Мартин отошёл в сторону, но не выдержал – обернулся.
Слава Богу, мужчины от Иры отошли. Остались только женщины,
собравшиеся в тесный кружок. Они возились недолго – мелькнули в чьих-то руках
шорты цвета хаки, беленькие трусики, выскользнула из толпы женщина с
окровавленной футболкой – и стала торопливо полоскать её в воде канала.
В голове проплыла вялая мысль, что есть в этом дележе
имущества что-то от каннибализма, но Мартин слишком хорошо понимал, как трудно
выжить и сохранить человеческий облик на чужой планете. Он отвернулся, присел у
канала, с остервенением стал мыть руки и лицо, оттирая пучком водорослей даже
не кровь – само воспоминание о живом и мёртвом тепле на своей коже.
– Мартин. – К нему подошла индианка. Уже в кроссовках.
Протянула на мокрой ладони жетон путешественника и цепочку с маленьким
серебряным крестиком. – Это надо вернуть родителям.
– Нет, в этом надо похоронить… – начал было Мартин, глядя на
крестик, но замолчал. – А, ладно. Спасибо.
– Не сердитесь на нас, – сказала индианка.
– Я не сержусь, – ответил Мартин.
Вслед за индианкой подошёл Клим. Сел рядом, печально
посмотрел на Мартина. Спросил:
– Она хоть что-нибудь сказала?
Мартин сбросил рюкзак, полез в боковой карман за мылом.
Покачал головой:
– Ни единого звука.
Глава 5
В Столицу Мартин вернулся после наступления темноты. Помогал
маяк – непрерывные вспышки хоть и раздражали, однако давали ориентир. Нелегко,
наверное, засыпать в палатке под разноцветные всполохи… но к чему только не
привыкнешь. Да и был от маяка ещё один прок, который Мартин оценил, лишь
подойдя к палаточному городу, – маяк заменял фонари. Приноровившись, можно было
вполне сносно передвигаться в ритме красно-зелёно-белого стробоскопа. Экономить
батарейки не требовалось, но Мартин погасил фонарик, чтобы не выделяться.
Ночью посёлок казался куда более обитаемым, чем днём.
Скользили между палатками тени тех Чужих, которые от природы вели ночной образ
жизни, да и многие люди, похоже, предпочитали спать в жаркие дневные часы. На
небольшом островке, где все обелиски были безжалостно снесены, Мартин увидел
самую настоящую дискотеку. Гремел проигрыватель, танцевала молодёжь – и люди, и
нелюди. Ломаные движения, резкий ритм и вспышки маяка сливались в диковатую, но
завораживающую сцену.
Мартин постоял, наблюдая за танцующими, потом двинулся
дальше.
