– Это снова шутка?
– Нет.
– И кто вас создал? Ключники?
– Нет. Раса, жившая в нашем мире до катастрофы. До дня,
когда небо загорелось и обрушилось огненным дождём. До того дня, когда растаяли
полярные льды, осели горы, а вода начала менять свои свойства. Они создали нас,
зная, что им не пережить катастрофы… новая среда обитания стала раем для
простейших и адом для высших форм жизни.
– Откуда вы знаете? – воскликнул Мартин.
– Предания, Мартин, только предания. Это было давно, слишком
давно, чтобы сохранились остатки их культуры. Да и шли они тем же путём,
которым следуем мы: меняли живое, а не переделывали мёртвое. Разве что дома
строили из мёртвого дерева… почему-то им это нравилось. Но даже мёртвое не
вечно. Что же говорить о живом? Остались лишь мифы… слова… Слова – прочнее
живого и мёртвого.
Павлик замолчал.
– Ты ненавидишь тех, кто погубил ваших творцов?
– Ненависть к уже случившемуся? – удивился Павлик. – Нет,
зачем? Месть, наверное, свойственна лишь многоклеточным формам жизни. А мы не
держим обид за прошлое. Мы думаем только о будущем.
– Какими они были, ваши создатели? – спросил Мартин.
– Если предания не врут – не слишком похожими на людей.
Выше, тоньше, многорукие и многоногие. Хотя… в нашем языке «много» начинается с
двух. Так что точного ответа я не дам. Мы наследовали от них планету, мы
какое-то время жили вместе – пока они могли защищаться от изменившихся условий
среды. Возможно, остатки их цивилизации вымерли, уступая нам место. Возможно,
сумели создать межзвёздный транспорт и улететь в поисках новой родины.
– Потому вы и поверили Ирине? – спросил Мартин.
Павлик тихо засмеялся:
– Мы знали это всегда. Мы верим своим преданиям – нам не во
что больше верить. Но девочка с Земли обратила наше внимание и на другие факты.
– К примеру?
– На предания о глобальной катастрофе, существующие почти во
всех мирах.
– Первобытные люди склонны были любой локальной трагедии
придавать глобальный масштаб, – резко ответил Мартин. – А поскольку локальных
катастроф хватало, то весь мир о чём-то таком помнил. И каждое весеннее
половодье через поколение называлось Вселенским потопом.
– На всех планетах были древние культы, поклонявшиеся
пришельцам с небес… – не споря, продолжил Павлик.
– А где ещё жить богам? Там, откуда всё видно, сверху, –
отрезал Мартин.
– На всех планетах, куда прилетели ключники, существуют
древние руины с исчезнувшими объектами поклонения.
– Разумеется! – фыркнул Мартин. – Алтарь всегда делался из
драгоценных материалов. И грабители уносили не кирпичи из стены, а золото и
серебро.
– Тебя не смущало разнообразие рас в галактике?
– Ясное дело… – начал Мартин. – При чём тут разнообразие
рас? Наивно было бы надеяться, что на всех планетах жизнь приняла одинаковые
формы.
– Ты не совсем прав, – сказала амёба. – Около трети всех рас
галактики – гуманоиды. Причём сходство очень сильно, даже на уровне ДНК можно
выделить одинаковые участки генетического кода.
– Ну, положим, это довод в пользу каких-то древних
контактов… – признался Мартин.
– Ещё двадцать процентов – это формы жизни, происходящие с
планет неземного типа. Иной состав атмосферы, гравитация… – Павлик хрюкнул. –
Мы на них внимания обращать не станем. Они и сами-то нами не слишком
интересуются… А вот ещё половина рас – это бывшие гуманоиды. Вроде нас.
– Что? – опешил Мартин.
– Вроде нас, беззарийцев! – твёрдо сказала амёба. – Наши
создатели были гуманоидами. Наша планета была похожа на твой мир. Потом всё
изменилось – и появились мы. Другие расы менялись иначе. Ты ведь побывал в мире
дио-дао?
– Побывал.
– Как могла развиться естественным путём столь ненормальная
форма разумной жизни? – возмущённо спросила амёба. – Скоротечная жизнь,
наследственная память, аскетизм и самоограничение при наличии высоких
технологий… А ты заметил их болезненное неприятие биологической грязи?
– Требование справлять нужду только в туалетах? – засмеялся
Мартин. – Мало ли… обычная гигиена или брезгливость.
– Это только внешнее проявление, – изрёк Павлик. – У них ещё
и безотходное производство. И ограничение потребностей – тоже из боязни
загрязнить среду обитания. Когда-то мир дио-дао пережил глобальную
экологическую катастрофу. Уцелевшие формы жизни – кстати, их очень мало, на всю
планету не более пятисот видов живых существ – ускорили метаболизм и обрели
наследственную память. Ничего себе эволюция, да?
Мартин пожал плечами.
– А если взять Иолл? Двуногие, двурукие, очень похожие на
людей…
Мимолётно подумав, что только с точки зрения амёбы иоллийцы
похожи на людей, Мартин всё-таки не стал возражать.
– И при этом – прикованные к матери пуповиной! Всю жизнь! –
Амёба возвысила голос. – Это противоречит всем целям сохранения вида! Это
ненормально, это отвратительно, это неудобно! Но они с рождения и до смерти
живут материнскими семьями! Как возникла такая форма жизни?
– Не знаю.
– А я – знаю! – отчеканил Павлик. – Их планету постигла
своя, персональная катастрофа. Изменившая условия жизни так, что только
коллективные организмы смогли выжить.
– Ты очень хорошо знаешь чужие расы, – признался Мартин.
– Это моя работа. Ведь я – специалист по контактам с
гуманоидной группой рас, – скромно призналась амёба. – Так вот, Мартин!
Предыдущее разрушение транспортной сети ударило только по цивилизациям, живущим
на планетах нашего с тобой типа. Углеродные, дышащие кислородом формы жизни на
водной основе были изменены. Кто-то – менее. Аранки, люди, геддары – почти
неотличимы друг от друга. Кто-то – более. В нашем случае изначальная раса
просто вымерла, успев создать нас…
– Ты хочешь сказать, что это было сделано специально? –
воскликнул Мартин. – Не просто последствия разрушения межзвёздных сообщений, а
намеренный эксперимент над разумными расами?
– Конечно.
– Бред, – сказал Мартин. – Зачем? Я понимаю – естественный
хаос после исчезновения высоких технологий, войны, варварство, эпидемии… Но
сознательный эксперимент?
– Зачем? Миллиарды лет назад волна жизни прокатилась по
нашей галактике, – сказал Павлик. – Я не стану гадать, что или кто был тому
причиной. Думаю, ты и сам понимаешь: сколько ни облучай тёплую грязную водичку,
сколько ни пропускай через неё ток – жизнь из неорганики не получишь. Клетка –
это слишком сложно для случайности! Но она возникла… и жизнь отправилась в
путь. Обзавелась разумом. Стала постигать мир. Зачем?
