Что-то было не так. Совсем не так.
Он, Эгин, видел глазами девкатра их всех – обреченных на гибель. Чувствовал, как наполняются смертью воздетые им массы песка. И в то же время – слышал. Это было дико. Требовались объяснения.
И они пришли. Муравей, сорванный ветром с пряди волос, залетел прямо ему в ноздрю и аррум громко чихнул. А потом открыл глаза.
Эгин Светлый увидел исполинское брюхо девкатра, зависшего над ним на высоте самое большее десяти локтей, увидел его колючие суставчатые лапы, его голову и угольно-черные глаза. И, одновременно с этим, Эгин Темный увидел, как его изрубленное тело открыло глаза и ни на одно мгновение не усомнился в том, что это обманная иллюзия, которую посылает ему злокозненный Лагха Коалара. «Я убью тебя!» – неразборчиво проревел девкатр и совершенно членораздельно выплюнули уста Эгина-человека.
Рассудок работал безотказно. Он сразу же понял очень и очень многое. Авелир говорил верные вещи о его «испорченном» зрении и о трещине, которая рассекает его семя души надвое. Два часа назад прихоть проклятого Черного Цветка швырнула семя его души прочь из тела прямо во плоть девкатра. А теперь вернула обратно. Но не все семя целиком. А лишь половину.
Самое грозное и тревожащее было в том, что Эгин понял наконец слова-образы Авелира о «воине, проливающем кровь как воду». Он, Эгин Светлый, подымающийся сейчас на четвереньки и озирающийся по сторонам в поисках оружия, воспринимал облик себя, Эгина Темного, воспринимал так, как его начатки виделись Авелиру. Это была страшная тварь. Мстительный, коварный, изощренный в убийстве и выживании, аррум Опоры Вещей был жесток и холоден, как спрут. Мало того! Помыслы этого аррума становились все чернее. Он видел вещи не такими, какие они есть, а совершенно извращенными. Так, ему хотелось увидеть себя предательски убитым Лагхой Коаларой и он увидел раны на своем теле. Раны, которых в действительности не было и быть не могло.
В общем, аррум оказался редкой свиньей. Эгин был о себе ощутимо лучшего мнения. «С другой стороны, – совершенно не ко времени подумалось ему, – есть ведь и другой я, то есть этот я, тот есть тот, кто сейчас смотрит на девкатра со стороны и одновременно с этим ищет оружие.»
Эгин Темный видел, как его израненное тело куда-то поползло на четвереньках прочь от носилок. Все-таки Лагха – последний мерзавец изо всех мерзавцев Круга Земель. Кажется, он умудрился использовать южные секреты Переделывания и теперь его, Эгина, телу, приуготовлена незавидная участь костерукого. Но это все чушь, обман, многокрасочная иллюзия, насланная Лагхой Коаларой. И этой иллюзии суждено стать черной реальностью. Потому что песок уже стоит высокой стеной поперечником в пол-лиги и стена эта сплошь обращается жидким огнем. Он отмоет дочерна и иллюзии, и череп их хозяина.
Хорошо что Лагха сегодня слаб после ранения. Хорошо, что короткий колокол назад он трусливо отбросил от себя меч Кальта Лозоходца, будучи уверен, что девкатр сейчас представляет волю Ибалара. Хорошо, что на свете есть Овель исс Тамай, ради которой имеет смысл сносить все измывательства мироздания над своим естеством. Хорошо, что все хорошо.
«Хорошо, что все хорошо!!!» – с таким боевым кличем Эгин Светлый воздел меч Кальта Лозоходца, ринулся к девкатру и, выпалив слова Легкости, подпрыгнул вверх, устремляя меч прямо в угольный глаз твари, откуда смотрел на себя самого через замутненное сознание Эгина Темного. Этот последний, недоумок, до последнего мгновения полагал, что перед ним – иллюзия, гнусная иллюзия Лагхи, ведь не может же в самом деле труп с тридцатью предательскими ранениями размахивать двуручным мечом как здоровый офицер Свода Равновесия!
x 14 x
Сегэллак, жрец Гаиллириса из далекого северного города Ласара, не был лучшим воином своего времени. Но лучшим провидцем и одним из лучших кузнецов Круга Земель – был. Он знал, кто придет за его последним детищем. И он знал против кого в конечном итоге будет обращена сила его меча.
Меч Кальта Лозоходца вошел в глаз девкатра по самую рукоять, словно игла в масло. Меч Кальта Лозоходца молниеносно пробил в Измененной материи девкатра широкую брешь и воссоединенное семя души Авелира и Ибалара, бесформенное семя души Руама и тяжелое, налитое ослепленной яростью семя души Эгина Темного вернулись Путям Силы, ибо плоть твари больше не имела над ними власти. А меч Кальта Лозоходца, к огромному удивлению Эгина, выскочил из глаза девкатра, словно пробка из бутылки шипучего оринского вина. Эгин быстро подобрал клинок, заметив, что вся его поверхность клокочет багряными и темно-фиолетовыми сполохами.
Девкатр рухнул на землю. Вслед за ним, стремительно остывая и с оглушительным треском разваливаясь на ломкие куски, опали стены раскаленного песка.
Потом они со Снахом волокли хромающего Лагху подальше от неподвижного девкатра, разбухающего под напором какой-то неведомой, порочной внутренней несообразности, вызванной мечом Кальта Лозоходца, и вместе с ними бежали остальные горцы и Лорма.
Потом Эгин понял, что пора падать. Они кубарем скатились в огромный котлован, воняющий «гремучим камнем» и заполненный неприглядной бурой водой. А за их спиной встал невиданной, жестокой красоты столб алого огня, которым обратился первый и единственный девкатр, родившийся на Медовом Берегу.
x 15 x
Все, все вопросы, тысячи вопросов будут заданы позже и едва ли половине из них сыщутся ответы. А сейчас они стоят, не зная что сказать друг другу, на краю котлована, а в двух сотнях шагов от них исходит смрадным дымом черная, радужно-искристая проплешина. Все, что осталось от девкатра.
Все, все вопросы будут заданы позже, а пока гнорром будет задан лишь один. Лагха Коалара переводит шалый, безумный взгляд с лица Эгина на свой меч в его руках, потом на место гибели девкатра и обратно, на Эгина.
Эгин тоже молчит. Эгин чувствует необъяснимую, чудесную ясность в сознании и дивную легкость в теле. Он смотрит на меч Лагхи так, словно видит его первый раз в жизни. Эгин разжимает пальцы и меч с еле слышным стуком падает на припорошенную пеплом землю.
Потом Эгин подносит к глазам свои руки, легонько шевелит пальцами и вдруг начинает громко, заразительно хохотать. Эгин перегибается пополам, падает на колени, откидывается назад и колотит руками по земле. Нет, Авелир был не прав. Здесь он ошибся. Ему, Эгину Светлому, единственно достойному жизни человеку по имени Эгин, трещина в семени души не причинила ни малейшего вреда. Напротив, она принесла великую пользу, ибо отныне он, Эгин, свободен.
– Какого Шилола?! – наконец не выдерживает Лагха.
– Я жив! – кричит Эгин, стремительно вскакивая на ноги.
– Я жив!!! – сообщает он синим небесам Медового Берега.
На лице Лагхи появляется тень улыбки.
– Да, Эгин. Ты жив.
– Ты жив и ты победил, – добавляет гнорр и, не стесняясь Сорго, Снаха, Лормы, не стесняясь никого под Солнцем Предвечным, опускается перед Эгином на колени.
ЭПИЛОГ
МЕДОВЫЙ БЕРЕГ, 63 ГОД ЭРЫ ДВУХ КАЛЕНДАРЕЙ
