Лагха сошел с тропы и затаился за мшистой кочкой, следя за движением в тумане. Скоро это нечто появится на тропе, он посмотрит на него хорошенько, а потом – потом двинется дальше. Лагха ждал довольно долго, но очень скоро перестал видеть это нечто даже «тонким» зрением. Как вдруг на его плечо легла холодная, очень знакомая и такая тяжелая рука.
– Ибалар?
x 3 x
– Ты же сам приказал мне отправляться в Пиннарин и становиться гнорром, – глухо бросил Лагха, и пощечина горела у него на щеке почище всякого ожога. Бывает такой ожог – ожог льдом.
– Ты еще не прошел Посвящения. Ты еще не поклялся мне в верности. Ты ушел раньше времени. Ты сбежал.
Голосом судьи, отправляющего на виселицу четырнадцатого негодяя за день, сказал Ибалар. Чувствовалось, что никакие оправдания, сколь бы убедительными они не казались Лагхе, сейчас в расчет не принимаются.
– Но ведь ты же сам… – начал Лагха, отступая.
– Говори, что ты собирался делать в Нелеоте и отчего ты так стремишься туда? – продолжал Ибалар, скрестив руки на груди.
Его глаза, казалось, изрыгали голубые молнии, а его губы, с которых слетали обычные жестокие слова абсолютно правого во всем и всегда существа, были снова плотно сжаты. О да, это тот самый Ибалар, которого так хорошо знал Лагха.
– Ты же сам учил меня, что я должен стать гнорром. Что я должен властвовать и покоряться тебе. Ты же сам…
– Тебе еще рано метить в гнорры, ибо ты не знаешь ничего о своем предназначении, – отрезал Ибалар.
– Так скажи мне каково оно? Отчего ты не сказал мне до сих пор?! – Лагха был переполнен обидой, ненавистью, раздражением.
Больше всех, больше даже Ибалара он ненавидел себя за то, что был так доверчив. Что принял фальшивую личину Ибалара за его истинное обличье. Он понял, что его обманули. Ибалар наверняка нарочно подстроил все так, чтобы Лагха чувствовал себя предателем, негодяем, неблагодарной скотиной. Ибалар явился к нему в виде доброго отшельника, засрал мозги всякой благостной ерундой, разыграл комедию… Он, добрый учитель, отпускает своего ученика на все четыре стороны. Чтобы проверить, как он будет действовать, был ли он внимателен, правильно ли он понимал наставления. А Лагха, словно простак-деревенщина, купился на его игру и теперь над ним продолжают издеваться. О него продолжают вытирать ноги, невзирая на то, что в его руках теперь меч Кальта Лозоходца, который вручил ему его же собственный элтер.
– Твое предназначение в том, чтобы вызвать к жизни народ эверонотов и его исконную землю. Чтобы сделать Хеофор явью, действительностью, истиной. А вовсе не в том, чтобы залазить на столичных баб и пить молодое аютское в компании магов-недоносков из Свода Равновесия. Этого хочу от тебя я.
Сначала Лагхе показалось, что он ослышался. «Вызвать к жизни народ эверонотов». Да как это возможно, скажите на милость!? Как извлечь из небытия народ полурыб-полулюдей, как заставить их быть живыми, а не мертвыми, то есть такими, какими они в самом деле являются??? Он, Лагха, понятия не имеет как.
– Ты еще не прошел Посвящения. Ты не знаешь даже первейших начал знания, которое необходимо тебе, чтобы исполнить свою миссию. Миссию, ради которой ты здесь. Миссию, ради которой я потратил на такого недоумка, как ты, столько бесценных дней своей быстротекущей жизни! – Ибалар, похоже, действительно был в гневе. Учитель был зол настолько, что не имел ни малейшего желания скрывать свою истерику под маской суровости и справедливости. Под своей обычной, излюбленной маской.
– Если ты будешь вести себя правильно, ты станешь сильным и неколебимым, словно утес. Тебе суждено великое будущее. Ты будешь слугой и владыкой эверонотов одновременно. Ты построишь в Варане Шесть Серебряных Башен. Ты соберешь вокруг себя самых преданных людей, которые будут нашими союзниками. Ты сделаешь так, что остров Хеофор восстанет вновь из морской пучины. Ты, Лагха, оплатишь жизнями живущих сейчас жизни мертвых эверонотов. Твоего магического искусства хватит на то, чтобы отдать душам моих мертвых собратьев силу живых людей, чьи предки виновны в истреблении моего народа…
Ибалар говорил с жаром – долго и убежденно. Лагха никогда доселе не был свидетелем такого ораторского порыва со стороны своего учителя. Он был удивлен. Но на сей раз удивление было, мягко говоря, далеко от приятного. Что это за бред? Что это за ужасы прочит ему учитель? Он должен будет отдать жизни варанцев душам мертвых эверонотов? Так вот, оказывается, чему будет служить его магическое искусство!
– Но вначале ты будешь наказан. Мы вернемся в дом на сваях. Затем я милостиво посвящу тебя в те искусства, которыми владею только я. И лишь только затем ты сможешь уйти, получив мое благословение. И войти в Варан победителем. И стать человеком, достойным своего имени. Властвующим и Покоряющимся…
Но слова Ибалара проносились мимо сознания Лагхи и рассеивались над Мертвыми Болотами. Не задевая самолюбия, не смущая ум, оставляя сердце холодным. Где-то там позади туч вставало солнце.
О чем же думал Лагха? Об эверонотах и проклятом острове? О Шести Серебряных Башнях? Нет, он думал о семи золотых монетах, выигранных им на базарной площади в тот день, когда господин Кафайралак купил его у Саина окс Ханны. Они все еще звенели в потайном кармане, пришитом к исподу его штанов. Что-то вроде талисмана. А еще о том, что ни за какие блага мира он не вернется вновь в дом на сваях, где его так жестоко обманули, выставив благородным придурком с соломой в голове. И о том, правильно ли назвать Ибалара двуличной змеей или следует подобрать слово покрепче. А также и о том, что за его спиной сейчас пребывает меч Кальта Лозоходца. Результатами этих недолгих, впрочем, раздумий, стало вот что.
Собрав в одну ужасающую химеру все свои кошмары минувшей ночи, Лагха обрушил на Ибалара ослепляющий фантом. Болтовня учителя захлебнулась в хриплом рыке ужаса. Коротких мгновений замешательства учителя Лагхе хватило, чтобы вырвать из-за спины меч. «Храни себя и меня» – полыхнули алым огнем знаки вычурной древнехарренской письменности.
Лагха раскроил податливое туловище Ибалара от правого плеча до левого бедра.
Лагха бросил на безжизненное тело эверонота семь золотых монет – выкуп за свою жизнь, за свое тело и за свою душу.
Он больше не раб и не ученик. Он волен делать все что угодно. Становиться гнорром, строить Серебряные Башни или устраивать притоны, где курится дым-глина. Он волен мочиться под каждой дверью, распевать грязные песенки, порочащие династию Тамаев, задирать юбки всем встречным девкам, подаваться в ученики к горшечнику, заложить свой меч и проиграть его в кости. Или не делать ничего из вышеперечисленного. И все это – с чистой совестью и легким сердцем.
«Моя совесть и моя воля теперь принадлежат мне», – вслух заключил Лагха, отер меч, возвратил его ножнам и, не оглядываясь, побежал вперед по тропе. Его ждала столица Великого Княжества Варан.
x 4 x
ПИННАРИН, 54 ГОД ЭРЫ ДВУХ КАЛЕНДАРЕЙ
